То лето накрепко врезалось в память Денису. Во-первых, после долгой и утомительной переэкзаменовки он перешел-таки в седьмой класс. Но это так, ерунда, а во-вторых — он впервые «по-взрослому» занимался сексом. И это «во-вторых» оказалось на удивление просто и приятно. Как-то своевременно, что ли…

Когда Денису исполнилось пять лет, его мама вторично вышла замуж — за дядю Борю. Года три они довольно дружно прожили вместе. Дядя Боря был родом с Украины, откуда-то из-под Днепропетровска. Он курил папиросы «Беломор», умел открывать глазом пивную бутылку и любил петь под гармошку простые солдатские песни. Его левую руку украшала наколка с изображением морского якоря. Он привёз и подарил пасынку кое-что из своей армейской амуниции: ремень, пилотку, нагрудные значки. Особенно Дениске нравился значок «Парашютист-отличник», с висюлькой внизу. Все мальчишки во дворе завидовали. Ну ещё бы, ведь дядя Боря хвастался, что больше ста раз прыгал с парашютом. Не шутка.

Отчим не пытался вплотную заниматься воспитанием Дениса, считал, наверное, что не имеет на это морального права — ведь не родной же отец всё-таки. Единственное – он любил порядок и следил, чтобы кровати были аккуратно застелены, тарелки помыты и убраны в буфет, чтобы вещи не валялись по дому где попало. Он самолично следил за всем этим, не уставая повторять: «Каждая вещь должна помещаться туда, куда нужно. Туда, куда нужно». У дяди Бори был лишь один-единственный существенный недостаток: стоило ему только подзашибить (случалось это, впрочем, довольно редко), как он делался неуправляемым, драчливым, буянистым.

Из событий тех двух теперь уже далёких лет Денис особенно отчётливо запомнил одно. Как-то среди ночи он проснулся оттого, что ему почудились какие-то непонятные сдавленные стоны. Как будто кого-то душили подушкой. Эти чудовищные звуки раздавались из комнаты напротив, где спала мама с дядей Борей. Вслед за этими стонами – и это было совсем уж непонятно — Дениска услышал что-то похожее на приглушенный смех… Он встал с кровати, тихонько прокрался к дверям и заглянул в соседнюю комнату. Фонарный свет проникал с улицы. И вот тут-то, как это принято писать в приключенческих романах, взору мальчика открылась необычайная картина. Он увидел нечто невероятное, омерзительное, как бы находящееся за пределами воображения. Мама стояла у края разложенного дивана, двумя руками опершись о постель. Голова её при этом почти уткнулась в подушки, а зад торчал высоко кверху. Дядя Боря разместился позади маминого зада, раздвинув руками её бедра. Тут Дениска с удивлением увидел, как здоровенная писька отчима совершенно свободно, как кинжал в ножны, то и дело входит в маму. После этого, постояв немного, отчим снова начал делать ритмичные движения туловищем. Он то погружал в маму до упора своё долото, то почти полностью вынимал его. Мама реагировала на всё это довольно спокойно. Сначала она стояла почти неподвижно, но потом стала поддавать своим задом навстречу дяде Бориной пипиське, то пригибаясь совсем к кровати, то высоко поднимая голову. Отчим стоял на полусогнутых ногах и, держась за мамины бедра, усиленно двигал низом живота.

Но вот он в последний раз с силой прижался к маминому заду, оба они страстно задышали и притихли. Совершив всё это непонятное дело, дядя Боря вынул из мамы свой огромный отросток, и они молча улеглись рядом на диване, накрывшись одеялом.

А один раз Денису удалось подсмотреть в это же время, как мама сильно теребила руками дяде Боре пипиську, и она прямо на Денискиных глазах начала постепенно увеличиваться и вскоре торчала, как кол. Дядя Боря поцеловал маму и что-то ей негромко сказал, после чего она снова начали вытворять на диване непонятные вещи.

Долгое время, почти год, Денис стыдливо молчал об увиденном. Но потом, когда представился подходящий случай, он осторожно поведал обо всем своему приятелю — Лёвке Даргелю из девятой квартиры. Этому Лёвчику было столько же лет, сколько и Денису. Но он был уже таким не по возрасту опытным и хитрым! Мать Лёвчика преподавала биологию в той школе, где учился Денис. А ещё у него был старший брат – Гога. Снисходительно выслушав сбивчивый рассказ Дениса, Лёвчик засмеялся, а потом доходчиво и подробно объяснил Денису, как мужчины и женщины делают детей. Кажется, они учились тогда во втором классе. Наконец-то в этом вопросе для Дениса наступила полная ясность. Он сразу и безоговорочно поверил своему приятелю: ведь вскоре после тех ночных происшествий у мамы родилась Иришка.

Вообще-то, когда мама ходила с большим животом, Денис втайне рассчитывал на брата, а родилась девчонка! Однако со временем он смирился с этим, как с неизбежностью. И можно сказать, что с Иришкой у него сложились хорошие, доверительные отношения. Когда Иришка была совсем маленькая, он помогал матери купать её в ванне. Он забирал свою сводную сестру из яслей, потом из детсада, заплетал ей по утрам косички, когда мамы не было дома, всячески опекал её и защищал, если это было нужно.

Дядя Боря был по профессии столяром-краснодеревщиком. Он имел золотые руки и высоко ценил своё мастерство. Так однажды он сделал столик на точёных ножках, из какой-то благородной породы дерева — чудо столярного ремесла, с инкрустацией, с выдвижным ящиком. В тот ящик можно было налить воды — ни одна капля из него не выливалась. Но самое главное — столик имел тайничок. Об этом тайнике знали только они двое. Дядя Боря показал Денису, на какую из дощечек внизу, в столешнице, следует надавить и сдвинуть, чтобы тайник приоткрылся. Туда можно было положить, к примеру, деньги. Заначку, как шутил дядя Боря. Или хранить секретную переписку. Или ещё что-нибудь в подобном роде.

Предполагалось, что столик будет покрыт лаком. Но закончить свою работу отчим не успел — как-то раз, накануне майских праздников, поддав хорошенько после работы, он прямо в продмаге набил морду какому-то приезжему мужику. Бывший десантник, дядя Боря мог при случае хорошенько накостылять по шее. Да что там накостылять — вообще мог спокойно вырубить. Что называется, шутя, одной левой. Но спецназовские навыки, помноженные на благородную ярость, оказали на этот раз отчиму плохую услугу. Перепуганные продавщицы вызвали милицию. Потом был суд. Дяде Боре впаяли пять лет. Уже из тюрьмы, откуда-то с Урала, он присылал маме Дениса покаянные письма. Писал, что раскаивается в содеянном, умолял простить его, просил прислать тёплые вещи, папиросы, сала и, если можно, немного денег.

Мама Дениса его не простила, в тюрьму передач отправлять не стала. Отныне между ними всё было кончено — окончательно и бесповоротно. Когда же Иришка немного подросла и стала интересоваться отцом, мать неизменно говорила ей, что её папа уехал на Север в долгосрочную командировку и вернется ещё ох как нескоро. Чудо-столик из кухни перекочевал в туалет, благо туалет в их квартире был большой, совмещённый, даже с окном— узеньким, правда. Мать запихнула стол в угол, под него поставила большую плетёную корзину с грязным бельем, наверх — какие-то кастрюли, бак, тазы. В ящик стола сбросала всякое барахло — молотки, щипцы, гвозди…

Поначалу тайник в столе пустовал. Потом Денис спрятал там порнографическую карточку. А попала она к нему из колоды Чиры, когда тот однажды принёс эту колоду карт из дома и похвалялся ими перед Вованом и Гогой. Те жадно рассматривали одну за одной эти захватанные карты и ржали, как жеребцы, комментируя увиденное. Собственно говоря, это были даже не вполне настоящие карты, а самодельные, аккуратно обрезанные чёрно-белые фотографии со скруглёнными краями, на которых были засняты голые тётки и мужики в разных непристойных позах. Денис был рядом со всеми в беседке и тоже видел весь этот «стриптиз». Чира сказал ему тогда:

— Ладно, шкет, ты тоже можешь позырить. Но гляди у меня: ежели вякнешь кому — башку откручу. Ты меня пол?

Денис, уставившись на его огромный грязный кулак, торопливо кивнул. Связываться с Чирой было небезопасно: все соседи в один голос говорили, что по нему уже давно колония плачет. Хотя Чира не очень-то придирался к Денису: тот факт, что его приёмный отец сидит на киче, придавал мальчику некоторую долю авторитета.

Внезапный порыв ветра смахнул карты со стола. Пацаны бросились собирать их. Денис тоже подобрал несколько штук, но тут — черт его попутал — одну карту он незаметно сунул себе в носок, а остальные отдал Чире. Конечно, они потом хватились, искали, но не нашли. Решили, что, может, ветром куда забросило или в щель в полу беседки провалилась.

Дома в своей комнате Денис жадно принялся рассматривать добычу. Обнажённый мужик лежал на спине, ногами к объективу. Его ноги были сдвинуты, всё тело напряжено, а огромный половой член, стоящий вертикально, был до половины погружен во влагалище блондинки, сидевшей на корточках. Ноги блондинки были широко раздвинуты. Из всей одежды на ней были лишь чулки, прикрепленные к узкому поясу. Правой рукой она направляла член в себя. На её лице светилась счастливая улыбка. Эх, вот это да!

В двенадцать лет Денис по наущению всё того же Лёвчика научился дрочить себе член. В тринадцать у него появился первый «сок». Теперь, рассматривая порнографические картинки, рука Дениса непроизвольно, сама собой, лезла в трусы, и он начинал мять и тербить свой отросточек. Случалось, что он онанировал с закрытыми глазами, представляя себе при этом, как его мама берёт в рот у дяди Бори. Иногда на месте дяди Бори оказывался Кирилл Андреевич, их сосед по лестничной площадке, к которому мама как-то по-особенному благоволила; а то вдруг, откуда ни возьмись, выныривал Чира, с похабной улыбочкой, от которой Денису сразу делалось неуютно и желание успешно закончить начатый процесс ослабевало.

Как-то раз, когда они с Лёвчиком сидели одни в дворовой беседке, тот похвастался Денису, что соседская девочка Аня приглашала его недавно к себе домой и они играли в «папу и маму». Конечно, он описал это в куда более грубых выражениях, но смысл был примерно таким. Денис внимательно выслушал этот рассказ «бывалого», но, признаться, поверил с трудом. Дело в том, что он сам уже давно присматривался к этой Ане. Ну быть такого не могло, чтобы Аня, этот тихий ангелочек в голубом платье, сама добровольно сняла трусики перед этим Лёвчиком и разрешила ему втыкать писюн между её ног. Что-то тут явно было не так, но уличать Лёвчика во лжи Денис не торопился. Наверное, сказывался недостаток собственного опыта во всех этих делах.

А год назад его с каким-то мудрёным медицинским диагнозом положили в больницу. Их было трое в палате: он, Венька и ещё один. Венька Денису сразу не понравился: лицо в фурункулах, слюнявые губы, взгляд нечистый, дерзкий… Но, как бы там ни было, Венька этот верховодил на правах старожила, и с этим невозможно было не считаться. Он находился в больнице довольно давно и знал по именам всех врачей, медсестёр и нянечек. Папа у Веньки работал каким-то крупным начальником, директором чего-то. Хотя ещё неизвестно, кто где работал. А третий пацан был совсем мелкий, лет семи или восьми, он бегал у Веньки на побегушках. Венька звал его Промокашкой: «Промокашка, сбегай туда!», «Промокашка, принеси то!», «Промокашка, ты кретин?» — «Ага»…

Венька лежал после операции и вставать ему ещё не разрешали: необходим был какой-то особенный уход за послеоперационными швами. Лежал и уминал шоколад, то и дело протягивая руку и шаря у себя в тумбочке, там, где у него находился целый склад еды. Денис смотрел на него, облизывался, глотал слюнки, а потом попросил: «Угости шоколадом, а?». А Венька усмехнулся и сказал: «Тебя, что ль? А ты хочешь? Точно хочешь? Сильно-сильно хочешь? Сейчас проверим, как ты хочешь…» С этими словами он сунул руку к себе под одеяло и с кряхтением стал шариться там. Денис готов был поспорить, что в этот момент Венька запустил руку прямиком к себе в трусы. И Венька видел и понимал, что взгляд Дениса прикован сейчас к его руке. «Пососи у меня, тогда получишь, — продолжил Венька. — Я тут давно лежу, один, без женщины. Тоскливо как-то…» Услышав такое, Денис стыдливо замялся, думая, что Венька шутит. Но тот совсем даже не шутил. И молчание Дениса он истолковал как знак согласия: «Промокашка, марш к дверям! Стой там на шухере, чтоб нас не замели! Если что, свистнешь!» И обернулся к Денису: «Ну как, новичок, не раздумал ещё? Тогда давай, приступай». И он решительно отбросил одеяло в сторону…

Потом, когда дело было сделано, Венька с сожалением отщипнул от своей недоеденной шоколадки малюсенький кусочек и вручил Денису: «На, прими от щедрот моих!» — «Ну-у вот, почему так мало?» — «Мало? – удивился Венька. – Ты и на столько не насосал. Тебе ещё учиться надо». Промокашка начал громко хихикать у себя в углу. «Я старался», — сказал Денис. Окажись на месте Веньки кто другой, он бы не стерпел. Ссориться же с Венькой ему совсем не хотелось: в каждом Венькином движении угадывалась какая-то властность и даже взгляд его гипнотизировал. «Значит, фигово старался, — проворчал Венька. – И к тому же, это дорогой шоколад, финский. Знаешь, какой дефицит? Мне его папа из-за границы привозит».

В ту первую ночь Дениса мучила тоска. Он никак не мог уснуть на новом месте, лежал и смотрел на яркий диск луны за окном. Луна была удивительно похожа на Землю, с такими же материками и океанами. Мальчику казалось, что он даже различает яркие точки городов, то там, то сям разбросанные по лунной поверхности. Вот бы слетать туда на ракете и посмотреть на эти лунные города!.. А что, вполне может так случиться, что когда-нибудь он сядет на космический корабль и тогда всё – прощай, земная жизнь, посылаю тебе свой космический привет…

А наутро в их палате появился Игорь Борисович, заведующий отделением, — худощавый мужчина средних лет в очках и с бородкой, как у де Тревиля. Он уселся возле Венькиной кровати и принялся осторожно ощупывать ему живот. Денис сразу обратил внимание, что Венька разговаривает с доктором как-то особенно, так, словно Игорь Борисович – его очень хороший и близкий знакомый, едва ли не родственник: «А как ваша собака, Игорь Борисович? А как ваши дети, Игорь Борисович? Уже в первый класс пошли? А как ваша научная диссертация, Игорь Борисович, пишете? А когда вы мне вставать разрешите, Игорь Борисович?» Когда же доктор, посмотрев в сторону Дениса, спросил: «Ну, а как у вас обстоят дела с новеньким? Не обижаете его? Подружились?», Венька, не моргнув глазом, ответил: «Конечно, подружились. Я его даже шоколадом своим угощал. Скормил ему целую плитку. Вот – Промокашка свидетель». — «Хорошо, молодцы, мальчики, так держать», — рассеянно вымолвил Игорь Борисович, черкая что-то в своём блокноте. Затем, положив руку на голое Венькино плечо, словно извиняясь, произнёс: «После обеда надо будет поставить тебе контрастную клизму. Я пришлю Зинаиду Петровну, она всё сделает, у неё рука лёгкая». И Венька, вместо того чтобы прикусить язык и надуться, сказал, сохраняя на своём прыщавом лице сахарную улыбку: «Конечно, Игорь Борисович! Какой может быть разговор? Надо – значит, надо. Только пускай эти охламоны отсюда уберутся, скажите им. А то я при них стесняюсь». – «Ничего, ничего, и мушкетёры твои уйдут, и ширму поставим. Всё будет хорошо, я распоряжусь».

Так Денису и не посчастливилось стать свидетелем Венькиного позора – его самого после обеда забрали на физиопроцедуры.



В тот вечер Денис допоздна гонял с мальчишками на пустыре в футбол, пока ещё можно было различить в сумерках мяч. Он знал: мать сегодня в ночную, поэтому домой разрешалось заявиться и попозже. Когда он поднялся в квартиру, было уже половина десятого. Иришка лежала в кровати и смотрела телевизор.

Денис прошёл на кухню и сначала выпил прямо из кастрюли весь яблочный компот, потом достал из холодильника котлеты, приготовленные мамой на ужин. Не разогревая, он принес еду на тарелке прямо в комнату, сел на диван, бросив Иришке:

— Подвинься! — и тоже стал смотреть фильм. Он был неинтересный, малопонятный — какие-то там сплошные томные вздохи и поцелуи. Кино для чокнутых, короче говоря. Когда фильм закончился, они отправились спать.

В двенадцатом часу ночи Дениса разбудили небывалые раскаты грома. Мальчик лежал в постели и зачарованно слушал шум ливня за окном. Пели, захлёбываясь, переполненные водостоки.

Внезапно Денис ощутил в низу живота какое-то томление. Он вспомнил, что собирался подрочить сегодня, но забыл от усталости. Проснувшись теперь, он почувствовал себя свежим и отдохнувшим. Вот только это чувство распирания… Оно сделалось просто невыносимым, в трусах всё словно горело. Денис пощупал своё хозяйство – писька вытянулась и стала твёрдая, словно кол. Пожалуй, ещё не поздно пройти в туалет, запереть дверь на задвижку, а потом достать из тайника свой порноархив. Да, надо сделать это, а не то, пожалуй, он проснётся наутро в мокрых трусах и с пятнами на простыне, как уже бывало с ним раньше.

Денис встал и как был, в одном нижнем белье, босиком, пошлёпал в туалет. Проходя через гостиную, он заметил, что Иришка не спит. В комнате было довольно светло — прямо за окном горел фонарь. Сестрёнка сидела на диване в длинной ночной рубашке, скрестив по-турецки ноги.

— Ты чего это не спишь? — шёпотом спросил её Денис.

— Страшно, — тоже шёпотом ответила она. — Я боюсь…

— Да не трясись ты так. Ложись лучше. Трусиха!

Он присел к ней на диван и поправил байковое одеяло, сползшее на пол.

— Побудь немного со мной, — попросила Иришка. — Ну Денисочка, ну пожалуйста, ну я тебя очень прошу… Пока не закончится этот сумасшедший гром…

И, словно в подтверждение её слов, новая вспышка молнии прорезала ночную темноту. В этом ослепительном свете Денис увидел, какая у него симпатичная сестрёнка. До этого момента он привык считать её малявкой, а тут вдруг обратил внимание на её изящную фигурку. Какая приятная мордашка, какие стройные ножки, какая округлая попа… Как же он раньше не замечал этих признаков женственности? До этого он никогда ещё не думал об Иришке в сексуальном плане, но сейчас один лишь вид сестры возбудил его до чрезвычайности. Денис почувствовал, что ему уже невмоготу. И мысль задействовать сестру пришла как-то сама собой.

— Ладно, побуду, — великодушно согласился он. — Только ты ложись давай. Вот так.

И, стараясь превозмочь нетерпеливую дрожь в коленках, он неожиданно для себя наклонился к её лицу и тихо произнёс:

— А сейчас… сейчас мы поиграем с тобой в игру. В секретную, поняла?

— Не очень. В какую игру мы будем играть? — поинтересовалась она, освобождая руки из-под одеяла.

Вместо того, чтобы ответить на прямо поставленный вопрос, Денис выдохнул:

— Погоди-ка, я сейчас…

Мальчик вприпрыжку сгонял в туалет, но только за тем лишь, чтобы освободиться от остатков яблочного компота, выпитого накануне. Он выпустил обильную струю желтоватой жидкости, потом, подумав немного, снял с вешалки чистое полотенце «для лица» и осторожно вытер себе письку. Вернувшись в комнату, Денис остановился возле пузатого бабушкиного секретера. Ему показалось, что краснощёкий пионер Марат Казей пристально и сурово смотрит на него, словно читает его мысли. Ну да, ему хорошо, он-то ведь настоящий герой: окружённый в лесу фашистами, подорвал себя, а заодно и их, гранатой. Не у каждого взрослого хватит мужества на такое. Это вам не в чужой сад за малиной лазить. А ещё через секунду Денис приоткрыл застеклённую дверцу, взял открытку и, повертев её в руках, засунул между книгами. Вот так, и незачем подглядывать! После этого он вернулся к Иришке.

— Так в какую секретную игру мы будем играть? А, Денчик? – не унималась она.

— В папу и маму, — отрезая все пути к отступлению, уточнил он.

— А это как? — спросила она заинтересованно.

Денис улегся с ней рядышком и обнял за худенькие плечи. От неё исходило нежное тепло. Его писька уже вовсю выпирала из трусов. И так хотелось засунуть её во что-нибудь тёплое.

— А вот как…

Нащупав Иришкину ладонь, он приложил её спереди к своим трусам:

— Ты ничего такого особенного не чувствуешь?

— Чувствую. Ого, как оттопыривается! — хихикнула Иришка.

Он придвинулся к ней совсем близко и, стараясь казаться спокойным, прошептал ей стыдливо на ушко:

— Ты должна будешь сейчас… короче… взять его… к себе в рот… и немножечко пососать…

— Пососать? Ртом? Что пососать?

— Ну это… мой член… письку, то есть…

— Твою письку? — удивленно спросила она, тоже перейдя на шепот.

— Ага.

Денис чувствовал, как у него горят раскрасневшиеся щёки, только в полутьме этого не было видно. Иришка задумалась. Наступила короткая томительная пауза, которая показалась ему вечностью. Путей к отступлению уже не было. Надо было как-то заинтересовать Иришку.

— Если ты её пососешь, то увидишь, как из неё выльется молочко. Почти как настоящее, — прибавил Денис со знанием дела. — Это клёво. Ты такого никогда ещё не видела…

После этих слов он скорчил просящую гримаску, какую всегда делал, когда хотел что-нибудь выклянчить у сестры. До сих пор этот приём практически всегда безотказно срабатывал. Наконец, после недолгого раздумья, Иришка произнесла:

— Ну ладно уж, давай.

В её голосе чувствовалась какая-то неуверенность, но в то же время и любопытство. Стараясь унять в себе радостную щенячью дрожь (там чесалось нестерпимо), Денис отбросил далеко в сторону ставшее ненужным теперь одеяло. Затем он встал на коленки и, смущенно улыбаясь, приспустил трусы, осторожно освобождая свою морковку. И очень вовремя, так как стоявший торчком член уже готов был порвать трусы.

— Ты их совсем сними, — сказала Иришка, в её голосе появились повелительные нотки. — Я хочу посмотреть на тебя, когда ты весь голый. – И она снова негромко хихикнула. Такая распорядительная. Кажется, она понемногу стала вживаться в роль «мамы».

Раздеться перед Иришкой догола? Денис был не против – тем более что трусы теперь ему только мешали.

— Идёт.

Денис стащил с себя стираные -перестираные трусы и бросил их на продавленное кресло рядом с телевизором. Они порхнули по комнате яркой тропической бабочкой. Потом он стянул через голову майку и одним точным взмахом отправил её туда же.

Чувство стыда перед «мамой» вспыхнуло и тут же погасло, как зажжённая на ветру спичка. Теперь его заботило только то, что должно было произойти в ближайшее время.

— Ну, где ты там? Придвигайся ко мне поближе.

Иришка с интересом принялась исследовать его неприлично оттопырившийся член:

— Ого, какой бамбýла!

Она ещё никогда не видела такого. Денис не торопил её, хотя его уже слегка трясло от возбуждения.. Он старательно, как мог, демонстрировал ей свою письку, для удобства заведя ладонь правой руки себе под яички.

— Можешь пощупать его, не бойся, — ободрял он сестру.

Стыд сменился чувством законной гордости за эту вот упругую вещичку, которой он обладал. Чира не уставал повторять, что на эту штуку, как на антенну, ловятся все женщины. И что вообще они готовы многое простить мужику, у которого «всегда стоит»…

— Денчик, а чего он у тебя такой большой? Даже в трусы не влазиит…

— Это он встал.

— Встал? С чего это он у тебя вдруг встал?

Денис улыбнулся – ну как ей всё это доходчиво объяснить?

— Ну, так случается… Иногда… А теперь открой рот, возьми его, — наконец ломающимся голосом прошептал мальчик.

— Не знаю, Дениса. Он такой большой у тебя. Прямо огромный… И весь вытянулся… — неуверенно отозвалась Иришка, продолжая рассматривать его член. — Ого, ничего себе морковочка!

— Не бойся. Всё будет хорошо, — продолжал уламывать её Денис. – Мне будет очень приятно.

— Ну если ты так просишь…

Она открыла рот и осторожно, неумело обхватила губами головку. Денис, немного поднапрягшись, стал засовывать ей туда свой уже достаточно упругий член. К его радости, Иришка отреагировала на все эти действия достаточно спокойно. Кажется, ей понравилась новая игра. Когда его член наполовину оказался у Иришки во рту, он ощутил неизъяснимое блаженство. Ну просто приятно до невозможности. Ему припомнилось, как его мама и дядя Боря когда-то голые лежали вот на этом самом диване, а он, совсем ещё мелкий шкет, с жадным любопытством подсматривал за ними из своей «детской», не понимая смысла происходящего. Эти воспоминания только ещё больше раззадорили его. Он прошептал:

— Cоси, Ириша. Соси, ну же! Как эскимо! Как леденец на палочке! Оближи его со всех сторон!

Убедившись, что всё в порядке, он стал двигать своей попой взад-вперед, повторяя то и дело:

— Cоси же, Иришка… Всоси его поглубже… как следует… как только можешь…

В глазах сестры ему очень хотелось выглядеть сейчас уверенным. Он задрал ей до подмышек ночнушку, желая побольше оголить её тело, затем положил свои руки на ещё совсем невидимые бугорки грудей и начал их слегка поглаживать.

— Давай! Давай!! Ещё немного, Иришка, ещё чуток! Не останавливайся! Классно!

В какой-то момент Денис так увлекся и настолько глубоко всунул ей в рот свой член, что она едва не поперхнулась. Она выпустила его письку изо рта и спросила капризно:

— Ну и где же оно, это твое молочко? Уже полчаса, наверно, сосу… Что, наврал, да?

— Нет, нет, сейчас будет, — заверил её брат, испугавшись, что она раздумает сосать. — Оно уже где-то совсем рядом. Я чувствую… Я тебе не вру — честное пионерское!

— Ай, ты меня обманываешь. Ты не пионер.

На это Денис, дрожа от нетерпения, стал возражать ей запальчиво:

— Это почему я не пионер? Меня что, исключили? Если хочешь знать, я ещё целый год буду пионером, пока мне не исполнится пятнадцать… А молочко сейчас появится. Просто нужно ещё немножечко пососать… Давай, Иришечка. Ну, давай же. Видишь, как он надулся? Уже совсем скоро… — стал упрашивать её Денис.

В этот момент он был возбужден как никогда, чувствуя, что вот-вот должен спустить. Он видел, что от прилившей крови его член сделался буро-красным. Этот орган был теперь раздражен уже почти до предела, и Денису стоило огромных усилий сдерживать себя. Больше всего он сейчас боялся, что сестра не захочет снова взять в рот его пипиську. Но вот Иришка снова ухватили рукой его член и принялась посасывать головку. И всплыли из его памяти отчего-то слова дяди Бори: «Каждая вещь должна помещаться туда, куда нужно. Туда, куда нужно…»

Денис снова стал двигаться в прежнем темпе, стараясь протолкнуть свой горячий и скользкий член поглубже ей в рот. Ещё совсем чуть-чуть — и тёплая струя густого липкого сока хлынула прямо в подставленный Иришкин рот. Невообразимо приятно ощущать, как ты опорожняешься в тёплый и влажный рот очаровательного существа, доверчиво приникшего к тебе.

После того как Денис спустил весь свой «сок», он в порыве нежности стал облизывать приятную мордашку сестры от мутных капель.

— Ну что, убедилась теперь, что я тебе не врал?

Иришка кивнула:

— О да, теперь я знаю.

Денис улегся сбоку и, переполненный приятным ощущением, ни на что не реагировал. Дождь продолжал барабанить по жестяному подоконнику. Иришка немножечко помолчала, а потом сказала негромко:

— Денис, а мы с Людкой видели, как собачки во дворе трахались. Это то же самое, что мы с тобой сейчас делали или нет?

— Ну. Почти…

— А что ты чувствовал, когда я тебе так делала? Тебе было приятно? Или больно?

— Приятно.

— А чего ж ты тогда мычал, как будто тебя йодом мажут? — хитро сощурившись, спросила Иришка.

— Дурочка ты, это я от удовольствия…

И, помолчав немного, сказал:

— Когда мама в следующий раз уйдет в ночь, я к тебе снова приду. Ладно, Ириш?

— Ага.

— Только ты маме ничего про это не рассказывай, — озабоченно сказал Денис. — А то попадёт и тебе, и мне. Пусть это останется нашей с тобой тайной. Ты ведь умеешь хранить тайны? Договорились?

— Договорились.

Между тем в его голове созревал новый грандиозный план. Он вспомнил про ложбинку между Иришкиных ягодиц и сладко улыбнулся. Это будет уже кое-что покруче, чем сосание. Из уроков, усвоенных в компании Чиры, он знал, что превыше всего в сексе ценятся две вещи: безопасность и разнообразие…



2005 год