«А коврик пусть здесь лежит» - вынесла постановление Серафима, и озорно стрельнув глазками в Витьку, добавила: «Еще пригодится. Пошли».

Слезали с крыши так же по двери. Только первым спустился Витька, сбросив на землю свою и Серафимину книги. Теперь, держа для Серафимы дверное полотно, он, не стесняясь, глядел ей под подол халата, пока она с крыши перелезала на дверь и спускалась на землю. Сначала Серафима легла на живот и поползла ногами вперед к краю крыши. По мере продвижения Серафимы, из - под халата стали появляться ее коленки, потом бедра. И когда ноги ее свесились уже с крыши и болтались над полотном двери, Витькиному взору открылся вид на горизонтальные складки, от которых вертикально вверх отходила расщелина, разделяющая попку на две половинки.

Внизу этой вертикальной складки глядел на Витьку коричневый маленький сморщенный кружок, а еще ниже, уже между ног, виднелась та самая щелочка, в которой несколько минут назад побывал его писюн. От этого вожделенного вида Витькин писюн стал шевелиться в трусах, твердеть, стремясь принять вертикальное положение. Странное дело: ведь несколько минут назад Витька уже видел все это, и даже очень близко и в мельчайших подробностях, когда Серафима попросила его «подуть» ей на прелести между ног. Но теперь все воспринималось совсем подругому, как – то острее, вожделеннее. Серафима нащупала ногами край двери, подвинулась еще, и, уцепившись руками за полотно двери, скользнула на землю рядом с Витькой, держащим дверь. Халатик ее, зацепился за что – то на двери, поднялся до самых сисек, открыв бедра, лобок, попку и, конечно, живот. Ноги Серафимы коснулись земли, она отстранилась от полотна двери, полы халата упали, закрыв Серафимины прелести.

«Ай!» - в испуге воскликнула Серафима, судорожно сжав ноги и суетливо поправляя халат. И это выглядело, по меньшей мере, не логично: чего краснеть, чего «айкать», если еще и двадцати минут не прошло, как она во всей красе стояла голой, а потом и лежала, широко раскинув ноги, выставляя напоказ Витьке, свои прелести. Серафима поспешно подхватила с земли свою книгу и унеслась в дом. Витка тоже отнес книгу в комнату. Солнце едва перевалило за полуденную черту. Читать уже не хотелось, и Витька, прихватив тюбитейку, отправился купаться к железной дороге на пруд, а вернее, к яме с водой цвета сильно разбавленного кофе с молоком. Вернулся он ближе к вечеру, когда солнце уже приближалось к заснеженным вершинам Тянь – Шаня. Все уже были дома. Тетя Вера, мать Серафимы и Тамары, возилась во дворе у печки, готовя ужин. Тамара с Серафимой валялись в глубине сада под вишнями на расстеленном потертом стареньком ковре. Бабушка занималась каким – то шитьем.

Наскоро проглотив предложенный бабушкой скудный ужин из тарелки рисовой каши и чашки чая, Витька снова умчался на улицу. В конце квартала на зеленеющем склоне арыка уже собралась вся мальчишья уличная когорта, состоявшая из ребят от пятого до десятого классов. На этих вечерних сборах решались весьма важные дела: пойти завтра купаться и куда или отправиться за тюльпанами в горы. Кроме этого любили мальчишки рассказывать о ведьмах, колдунах и прочих всяких страшилках. Ребята знали, что Витька много читает, поэтому часто просили его рассказывать. Много о чем еще велись здесь разговоры. Мало-помалу, старшие ребята переводили разговор на девочек.

И тут главным специалистом и авторитетом выступал, конечно, Паша, рослый плечистый парень с короткой стрижкой под «бокс». Надо сказать, что все мальчишки по окончании седьмого класса стриглись под «бокс». Ученикам младших классов положено было стричься под «нулевку». Он перешел уже в десятый класс, а еще занимался в секции гимнастики на стадионе Динамо. Все девчонки квартала старше четырнадцати с вожделением поглядывали на него, и среди мальчишек ходили слухи, что Паша уже не одну из них «распечатал». Сам Паша, хотя и показывал недюжинные познания в области обращения с противоположным полом, но напрямую своими победами не хвастался и имен не называл.

«Да с ними надо не церемонясь обходиться» - поучал он ребят, рассевшихся на склоне арыка и заглядывавших ему в рот, внимательно слушая Пашины поучения: «Девчонки не уважают мямлей. Подошел, хлопнул по заднице как следует, стиснул сиську, потом обхватил за талию, приподнял, покружил. А если на скамейке где-нибудь в темном углу сидите, тут уж не зевай: одной рукой обнимай, а другой по коленям шарь, под подол залезь, да за хохолок подергай. Она хоть и будет упираться, повизгивать, что «не надо, мол, нельзя! Что ты делаешь?!», а ты не обращай внимания. На самом – то деле ей самой хочется этого, только сказать об этом стыдно»

Витьке такие разглагольствования по поводу девочек не нравились. Почему – то не мог он представить себе, как он подойдет к девочке, бесцеремонно шлепнет ее по попке, да еще и руку заломит за спину. С девочками квартала он по возрасту своему еще никак не общался. Шестой класс. Если пацана такого возраста увидят рядом с девочкой, мальчишки, да и другие девчонки, особенно младшего возраста, засмеют. Будут бегать следом и во все горло орать: «Жених и невеста тили, тили тесто!!!». Одним словом, проходу не дадут. И слушая вечерами рассказы старших ребят об их успехах в общении с девочками, он благоразумно умалчивал о случившемся у него с Серафимой.

Прошло несколько дней, заполненных ребячьими делами, походами в горы, на «БЧК»* и «Комсомольское озеро»**, да и мало ли чем может быть занят в каникулы мальчишка восемнадцати лет. Все эти дни Витька и Серафима практически не общались. Она не обращала внимания на него, или делала вид, что не обращает. Все – таки по возрасту Витька не ровня был ей. Но, тем не менее, проходя мимо него, Серафима не забывала задеть Витьку локтем или толкнуть как бы нечаянно бедром. При этом на губах ее мелькала затаенная улыбка. Да и Тамара, когда Витька попадался ей на глаза, окидывала его любопытным оценивающим взглядом.

В один из дней, когда Витька, не успев еще удрать к ребятам на улицу, болтался под вишнями, пытаясь определить спелость висящих на ветках ягод, к нему подошла Серафима:

«Ты где пропадаешь целыми днями? В библиотеку, когда пойдешь?»

«Да купаться на БЧК с ребятами ходили. А в библиотеку дня через два пойду. Дочитать надо книгу. А что?» - заключил вопросом свой ответ Витька.

«Ой, купаться! А нас с Тамарой взяли бы»

«Ага! Их с Тамарой возьми! Щас!!!» - шевельнулось у Витьки где – то внутри, а вслух выдал:

«Не! Ребята не согласятся с девчонками купаться идти»

«А давай, мы втроем сходим» - предложила Серафима: «Мы с Тамарой и ты».

Такого оборота Витька не ожидал.

«А что! ЗдОрово будет!» - продолжала наседать Серафима. Ее бедро прижалось к Витькиной ноге и тут же отпрянуло. Это движение не осталось без Витькиного внимания.

«Подумать надо» - изрек он.

«А что думать, давай завтра и сходим» - кинулась в атаку Серафима: «Пойдем пораньше, на весь день. Еды возьмем»

Витька глубоко задумался. Предложение, конечно, было лестным. Но! По своему возрасту, а соответственно и статусу, согласно уличным канонам, он не мог еще общаться с противоположным полом, тем более еще куда – то там с ними ходить, если только это не сестра. Нарушение правил уличного братства могло иметь неприятные последствия.

«Давай. Мы еще не купались в этом году» - напирала Серафима. Откуда – то неожиданно возле них появилась Тамара:

«О чем речь?» - осведомилась она.

При этом ее этот изучающий взгляд уперся Витьке в лицо!

«Да вот, уговариваю Витю сводить нас искупаться».

«А что! Я - с удовольствием!» - всколыхнулась Тамара.

«Ладно!» - сдался Витька: «Только выходить надо очень рано. Идти далеко. И из дома выходим по отдельности: сначала я. А вы потом, минут через пятнадцать. Я вас буду ждать у моста на углу Ключевской и Сталина».

Улица называлась «Ключевская», потому что по ней протекала речушка. Потом, спустя пару лет, Ключевскую переименовали в «Белинского». Ну а проспект «И.В. Сталина» – была главной улицей города, центральной. По ней даже троллейбусы ходили.

На том и порешили: выходить по второму гудку «шестидесятого» завода - это в семь утра – два длинных. Первый раздавался в шесть и висел над городом минут пять. А семичасовой состоял из двух гудков, длительностью около минуты полторы каждый.

Сходить с девчонками купаться Витька согласился. Но вот вопрос: куда их вести, так, чтобы на ребят знакомых не нарваться? Он знал много мест, где можно было купаться. Но предпочтение, как и все ребята квартала, отдавал «Комсомольскому» озеру и БЧК. Чаще ходили на БЧК. Это было ближе, чем озеро.

Канал подходил к городу, откуда – то с востока и уходил далеко на запад. Там, километрах в трех, четырех от последних домишек канал разливался в широкой пойме. Образованное озеро так и называлось «Разлив». Если в самом канале вода цветом напоминала жиденькое кофе с молоком, обильно разбавленное водой, а течение было довольно сильное, то на «Разливе» она была чистой. Берега его большей частью покрыты были рослым кустарником, образовывавшим множество уютных, скрытых от посторонних глаз, полянок с пологим спуском к воде. Вот туда – то, на «Разлив», Витька и решил отвести сестер.

На следующее утро Витька вскочил по первому гудку. Бабушка тоже поднялась, собираясь идти на базар. Вместо завтрака Витька взял ломоть хлеба, сорвал на грядке пару огурцов и унесся со двора. Он быстро добрался, как и было условлено, до моста на углу улицы Карасуйской и Сталина, нашел местечко у воды и уселся в ожидании сестер.

Проплыли над городом два очередных семичасовых заводских гудка. Витька уже умял и взятый с собой ломоть хлеба, и огурцы, когда появились Тамара и Серафима. Витька увидел их еще издалека, поднялся, помахал рукой в знак того, что он их видит. Девочки тоже его заметили и заторопились, но Витька, не дожидаясь, когда они подойдут, не спеша, двинулся через мост. Когда он отошел уже от моста на целый квартал, Тамара и Серафима догнали его. На обеих были надеты легкие ситцевые платья, едва прикрывавшие коленки.

Серафима несла довольно объемистую сумку. Теперь они шли рядом, без остановки щебеча и приставая к Витьке с вопросами, куда он их ведет. Путь пролегал по тихим не мощеным пыльным улочкам, по обеим сторонам тянулись глинобитные дувалы, в которые вкраплены были домики в большей части под камышовыми крышами. Вдоль тротуаров в изобилии росли деревья. Были здесь и тополя, и карагачи. Встречались шелковицы и даже яблони, грушевые и вишневые деревья.

Но вот дома кончились. Улица, по которой шли Витька с Тамарой и Серафимой, превратилась в пыльную колею проселочной дороги. Впереди расстилалось голое поле. И только вдалеке слева, куда шла дорога, зеленели кроны деревьев. Солнце уже вовсю поливало своими жаркими лучами, когда Витька с девочками добрались до Разлива. Дорога уходила влево. То, что издалека казалось лесом, было всего на - всего зарослями кустарника. Ребята свернули с дороги, и пошли вдоль него, высматривая местечко, где можно было бы расположиться для купания. Витька не сразу и заметил, что Тамара отстала. Когда он оглянулся посмотреть, куда же она делась, увидел ее присевшей возле кустов.

«Ты чего там?» - крикнул ей Витька и остановился, чтобы подождать, но Серафима нетерпеливо дернула его за руку:

«Пойдем! Догонит»

И пошла вперед. Витька двинулся за ней. Пройдя несколько шагов, Серафима вдруг повернулась к нему:

«Вить. Знаешь, Тамара тоже хочет, как мы с тобой тогда на чердаке делали. Только она стесняется сказать. Ты сам сделай ей. Не бойся. Ладно?».

Витька, не ожидавший такого поворота, не знал, что и ответить, молча продолжая идти рядом с Серафимой и высматривая, где можно пробраться через кусты к воде. Наконец, он увидел едва различимую тропинку, ныряющую вглубь кустов, или ему показалось, что это тропинка. Во всяком случае, он свернул и стал продираться сквозь заросли. Тамара и Серафима последовали за ним. Метров через тридцать кусты раздвинулись, Витька, а за ним и девчата вышли на полянку, закрытую густыми зарослями кустарника. Одна ее сторона полого спускалась к воде. Была она метров десять в поперечнике и почти сплошь заросла травой, только узкой полоской у самой воды виднелся желтый песок. С полянки открывался широкий вид на сверкающую гладь «Разлива». Девчонки пришли в дикий восторг:

«Ой, как здОрово!»

Серафима тут же вывернула содержимое сумки на траву. Кроме свертка с едой, здесь оказались байковое одеяло, пара полотенец, а еще пара трусов и два бюстгальтера, которые Тамара, шикнув недовольно на Серафиму, для чего – то накрыла опустевшей сумкой. Серафима в ответ звонко расхохоталась и стала расстилать на траве одеяло. Витька пошел к воде, решив исследовать дно. Оно было песчаным и полого уходило в глубину, просвечивая сквозь толщу воды. Он уже по пояс был в воде, когда его окликнула Серафима:

«Витя! Не оборачивайся! Мы с Тамарой переоденемся»

Машинально Витька все – таки обернулся. Серафима стояла возле расстеленного одеяла, держа в руках трусики. Витька кивнул в знак согласия головой, отвернулся и нырнул. Проплыв под водой, сколько хватило воздуха, он вынырнул и поплыл на простор. Но далеко он заплывать не стал и вскоре повернул обратно. Девочки уже сняли платья и, натянув трусишки и бюстгальтеры, стояли в нерешительности у воды. Витька подплыл ближе и, нащупав ногами, встал на дно, разглядывая девочек. Теперь тела их не скрадывали балахонистые платья.

Тамара была и ростом повыше, чем ее сестра, и формы ее были пышнее. Груди ее гордо топорщились, стиснутые чашечками бюстгальтера. Трусики ей были уже несколько маловаты, поэтому плотно обтягивали живот и попку, далеко не доходя до середины бедер. В самом низу живота беззастенчиво бугрился лобок, а ниже его ткань трусов впилась между Тамариных губок, слегка раздвинув их и пикантно обрисовывая щелочку. На Серафиме трусики сидели более свободно, не выделяя столь откровенно ее прелести. Тамара, стоя чуть впереди Серафимы, боязливо пробовала воду ногой. Витька подошел поближе:

«Ну, давайте! Тут не глубоко, и вода хорошая»

Тамара по щиколотку зашла в воду, остановилась, за ней в воду вошла и Серафима, обойдя ее, и тоже остановилась в нерешительности.

«Давайте! Не бойтесь» - крикнул Витька и стал брызгать Серафиму водой, попадая и в Тамару.

«Ах, так!» - кинулась к Витьке Серафима, которой досталась основная часть воды, поднятой Витькой в воздух.

Но Витька откинулся спиной назад и скрылся под водой, уже на глубине перевернулся на живот и быстро пошел от берега. Вынырнул он уже метрах в десяти и вне досягаемости Серафимы. Она легла на живот и, на удивление, уверенно выбрасывая вперед то одну, то другую руку, устремилась за Витькой. Следом за ней потянулся бурунчик, образованный ее быстро работающими ногами. Витька лег на спину и неторопливо плыл от берега, но увидев, что Серафима быстро настигает его, перевернулся, ушел на глубину и под водой поплыл ей навстречу. Когда оказался под ней, он всплыл, не показываясь, однако, из воды, вытянул руку и, проведя ладонью Серафиме по животу, резко ушел на глубину, вынырнув позади нее. Серафима завизжала и развернулась к берегу, отчаянно колотя по воде руками и ногами. Но увидя перед собой смеющуюся Витькину голову, успокоилась и кинулась к нему, желая отомстить.

Витька метнулся в сторону и опять скрылся в глубине. Тамара все еще стояла у уреза воды, не решаясь окунуться. Витька подплыл к ней поближе, встал на ноги и начал брызгать ее. Тамара взвизгивала, отмахивалась от Витьки. И тут на него сзади с криком налетела Серафима, сбив с ног. У берега было не глубоко, уйти, нырнув, у Витьки не получилось, он упал носом вперед, а на спину ему уже навалилась Серафима. Все – таки ему удалось вывернуться, вскочить на ноги и кинуться к берегу. И это было ошибкой. На помощь сестре устремиласьТамара. Как ни уворачивался Витька, Тамаре удалось поймать его за трусы и дернуть. Он с размаху бухнулся лицом вниз на траву, едва успев выставить руки, предотвратив тем самым удар носом о землю. Трусы его, удерживаемые Тамарой, съехали почти до колен.

Тамара тут же навалилась животом на его попку, прижав к земле. Серафима, мгновенно оценив пикантность ситуации, подскочила и ухватилась за Витькины трусы, пытаясь их стащить. И как Витька ни брыкался ногами, она все – таки стащила с него трусы и отскочила в сторону, с торжеством размахивая ими над головой. Тамара, сообразив, что произошло, вскочила на ноги и отбежала к Серафиме, заливаясь хохотом. Освобожденный Витька, с горяча, тоже взвился на ноги, но с ужасом понял, что он без трусов, голый. Он кинулся вызволять свои трусы из девчачьего плена. Но не тут – то было, Серафима носилась по поляне, ловко увертываясь от Витьки. Иногда она останавливалась и, дразня его, помахивала трусами перед Витькиным носом.

А когда он кидался к ней, она перебрасывала их Тамаре. Над поляной, не умолкая, носился звонкий девчоночий смех. Теперь Витька изменил свои намерения вернуть трусы. Он решил в отместку сдернуть трусы с кого – нибудь из девочек. Когда в очередной раз его трусы оказались в руках Тамары, он кинулся к ней, вцепился в ее трусы и дернул их вниз. Тамара отшатнулась от него, но сползшие до колен трусики помешали ей, и она повалилась на землю, увлекая за собой Витьку, держащегося за ее трусики. Увлекаемый Тамарой, Витька брякнулся рядом с ней на колени и ловко сдернул – таки окончательно с ее ног трусы
, вскочил быстро на ноги и бросился, победно размахивая трофеем, вокруг поляны, не обращая внимания на свободно болтающийся писюн. Не ожидавшая такого оборота, Тамара перевернулась и села, крепко сжав ноги и подтянув колени к подбородку.

Сообразив, что случилось, Серафима повалилась на траву, громко хохоча и забыв даже о том, что в руках ее Витькины трусы. Витька не упустил этой ситуации, подлетел к Серафиме, рванул у нее из руки свои трусы и отскочил в сторону. Тамара, придя в себя, вскочила на ноги и метнулась к Витьке отнимать трусы. Витька помчался от нее по поляне. Тамара, по - девчоночьи откидывая ноги в стороны, понеслась за ним. Груди ее, хотя и стиснутые бюстгальтером, подпрыгивали в такт ее движению. Витька отбежал на несколько шагов от нее, остановился, спрятав свои трусы за спину, повернулся к Тамаре и, дразня, стал медленно помахивать рукой с жатыми в ней Тамариными трусиками. Вид подпрыгивающих Тамариных грудок, черного треугольника густых волос, покрывающих ее лобок, не оставил равнодушным Витькиного писюна, и он тут же среагировал, увеличившись в размере, отвердел и гордо поднял головку, приблизившись к животу.

Серафима перестала валяться на траве и кинулась на помощь сестре. Она почти уже схватила Витьку, но он вырвался, метнувшись в сторону, и помчался вокруг полянки. Серафима неслась за ним, а Тамара кинулась ему наперерез. Увертываясь от Серафимы, Витька столкнулся с Тамарой, и они вместе повалились на траву. Витька упал на живот, подмяв под себя трусы. Тамара повалилась на него, грудью прижавшись к Витькиной попке и оседлав его ногу. Витька голой кожей бедра почувствовал щекочущее прикосновение волос Тамариного лобка. Лежа на Витькиной попке, Тамара попыталась подсунуть свои руки ему под живот, чтобы вырвать у него трусы, но это у нее не получалось, Витька крепко их зажал. Тогда она начала щекотать ему бока, забираться пальцами подмышки. Ладони Тамариных рук скользили по его телу.

Вот они протиснулись под живот где – то около паха. Витька хохотал, елозил ногами, пытаясь сбросить с себя Тамару. Витька обратил внимание, что она как – то странно ритмично сжимала своими ногами Витькино бедро, на котором сидела. Теперь Витька чувствовал не только щекочущее прикосновение волос Тамариного лобка, но ощущал тепло от прижатой к его ноге Тамариной промежности, и там как – будто стало мокро. Поняв, что в таком положении высвободить трусы из Витькиного плена не удастся, Тамара подсунула ладони Витьке под живот и попыталась перевернуть его на спину, но это ей не удалось. Тогда она крикнула:

«Симка! Помоги!»

Серафима опустилась на колени рядом с Тамарой:

«Давай – ты под грудь берись, а я под живот возьмусь».

Одна ладонь Серафимы втиснулась под живот Витьки около пупка. И тут Серафима придумала: палец ее ладони уперся Витьке в ямочку пупка. Другая ладошка скользнула к паху, и Витькин писюн, растерявший в пылу борьбы с Тамарой всю свою твердость, очутился в плену Серафиминых пальцев. Пытаясь освободить его, Витька подтянул колени к животу, стиснув ими Серафимину руку, и тут же оказался на спине. Он быстро распрямил ноги, освободив Серафимину ладошку, и попытался вскочить, но Тамара толкнула его и навалилась своей грудью на него, прижав к земле. Серафима животом улеглась на его бедра, а потом перекинула ногу, уселась Витьке на ноги, сжав их своими коленями, потом подвинулась выше, так, что ее промежность притиснула Витькин писюн.

Даже через материю трусов Витька ощутил жар Серафиминой щелочки. От этого писюн ожил, стал увеличиваться, твердеть. Серафима, видимо, тоже ощутила произошедшие изменения и стала елозить своей промежностью по Витькиному твердеющему писюну, вдавливая его между раздвинувшихся губок. Теперь, прижатый к животу писюн был охвачен разошедшимися губками.

Тамара, навалившись грудью на Витькины руки, сжимающие трусы, как будто даже и забыла о них. Руки ее скользили по Витькиному телу, щипали, тискали, забирались подмышки. Вот одна ее ладонь метнулась вдоль бока, перебралась на живот, задержалась на пупке и поползла дальше. Но там вовсю хозяйничала Серафимина щелочка, оседлавшая затвердевший уже и вытянувшийся вдоль живота Витькин писюн. Но Тамарина ладонь настойчиво протиснулась под Серафимину промежность и завладела Витькиным хозяйством. Ладонь ее, словно желая оценить, стиснула несколько раз Витькин писюн и зашептала ему в ухо:

«Витя. Сделай, как ты Серафиме делал».

Она скатилась с Витьки, вытянулась вдоль его тела, обняла за шею, прижавшись грудью и голым животом к нему, и снова прошептала:

«Я очень хочу. Давай… Пойдем на одеяло».

Витька повернул к ней голову и совсем близко увидел просящие Тамарины глаза.

«Угу» - буркнул он в знак согласия. Тамара села и шлепнула Серафиму по боку:

«Слезай, сестричка!».

Серафима нехотя поднялась, с вожделением прилипнув взглядом к Витькиному тут же оторвавшемуся от живота напряженному писюну.

Тамара поднялась на ноги, ни мало не стесняясь отсутствия на ней трусиков, и пошла к расстеленному на траве одеялу. Витька с гордо торчащим писюном двинулся следом. Серафима осталась сидеть на прежнем месте, провожая их взглядом. Тамара легла на спину и развела ноги в стороны

. Витька опустился между ее ног, набрал в грудь побольше воздуха и наклонился к Тамариным довольно пухленьким губкам, обильно уже заросшим черненькими волосиками. И опять на него пахнуло незнакомым запахом. Запах этот был сильнее, резче, чем у Серафимы и каким – то другим. Вверху щелочки, раздвигая губки, виднелась красноватая шишечка, а ниже на волосах блестели капельки влаги. Витька уже открыл было рот, чтобы подышать на Тамарины прелести, как он это делал Серафиме, но Тамара привстала, ухватилась за Витькины руки и, откидываясь снова на спину, потянула его за собой.

Их животы соприкоснулись, торчащий писюн ткнулся куда – то в волосы Тамариного лобка. Обе Тамарины ладони скользнули к промежности. Пальцы одной из них развели в стороны губки щелочки, а другая, обхватив писюн, втиснула его между раскрытых губок.

«Тамар! Ты ноги – то в коленях согни, подними и шире разведи» - стала давать советы старшей сестре подошедшая к ним Серафима, опускаясь рядом на одеяло.

«Симка! Уйди» - зашипела на нее Тамара, однако же, совету последовала.

Серафима обиженно поднялась и пошла к воде.

Витька подал свою попку вперед и почувствовал, что боец его, направляемый Тамариной рукой, на верном пути. Вот он коснулся губок щелочки, раздвинул их и уперся в преграду. Тамарины ладошки, убедившись, что здесь они свое дело сделали и в их помощи надобности больше нет, выползли из под живота и легли на Витькины ягодицы. Согнутые в коленях Тамарины ноги высились по обе стороны Витькиных бедер. Ладошки на Витькиных ягодицах требовательно надавили, Витька с силой качнул попкой, и член его скользнул в глубину.

«Ой! Больно!» - раздался Тамарин голос, в котором звучало скорее удовлетворение произошедшим, чем жалоба. Ладони ее рук еще сильнее придавили Витькину попку. Витькин лобок плотно прижался к лобку Тамары. Витька ощутил кожей голого своего лобка щекочущее прикосновение Тамариных волос. Яички его тоже касались чего – то там теплого, нежного и мокрого. Витька начал ритмично поднимать и опускать попку. Тамара в такт сжимала своими коленями его бедра и надавливала ладошками на ягодицы. Через некоторое время Тамара переместила ладони Витьке на лопатки и крепко прижала его к своей груди. Но это Витьке не очень – то понравилось: от вдавившихся в кожу груди пуговичек было неприятно. Витька попытался отстраниться, но руки Тамары не дали этого сделать.

«Царапается» - выдохнул в лицо Тамаре Витька.

Руки Тамары соскользнули с Витькиной спины, он чуть приподнялся. Тамара расстегнула бюстгальтер, стянула с плеч бретельки и снова крепко прижала Витьку к оголившейся груди.

«Совсем другое дело!» - констатировал про себя Витька: прикосновения к коже довольно больших упругих грудей Тамары вызывало приятные ощущения. Особенно нравилось Витьке нежное покалывание затвердевших сосков. Он еще старательнее начал качать своей попкой, вынимая и затем резко посылая в глубину твердый член. Теперь, когда член погружался, что – то там хлюпало, было горячо, скользко, мокро. Мокро было даже яичкам, когда они шлепались о Тамарину промежность. Даже лобком Витька чувствовал влагу. Руки Тамары то прижимали Витьку к грудям, то, скользнув по спине, ложились на попку и придавливали Витьку к низу Тамариного живота.

Витька уже вспотел. Со лба его Тамаре на грудь падали капли пота. Да и Тамарина грудь тоже покрылась испариной. Но она все еще не отпускала его. Спермы у Витьки еще не было, спускать ему было нечего, член, к видимому удовольствию Тамары, и не думал опадать. Наконец, и она, похоже, устала. Она сильнее обычного сжала коленями Витьку, прижав одновременно к груди, подалась тазом навстречу. Потом расслабленно опустила ноги на одеяло и вытянула их, разведя в стороны.

«Ой! Все!» - она обняла Витьку за шею и неожиданно прижалась своим ртом к его рту:

«Хорошо! Приятно! Спасибо!».

Потом провела обеими ладонями по Витькиной спине и легонько сняла его со своего живота, заставив лечь рядом. Сама приподнялась на локте, заглядывая в глаза, произнесла нараспев, не то, спрашивая, не то констатируя:

«Устал, бедненький. Старался».

Провела ладошкой по лбу Витьки, отирая с него капельки пота, и откинулась в сладкой истоме на спину. Ее девчоночьи еще упругие груди, чуть разойдясь в стороны, гордо топорщились вверх, алея затвердевшими сосками. Вот рука ее накрыла одну грудь, сжала раз и другой, а потом поползла по животу и легла на лобок, начала было теребить волосы, и тут же испуганно скользнула дальше между ног. Тамара тревожно села, подняла руку - ладонь была в крови.

Она повернулась к лежащему на спине Витьке:

«Ой! Вить! Смотри – кровь. И у тебя тоже на животе кровь!»

«Что удивляешься? Ты же целка …была. Сима разве не говорила?» - ухмыльнулся Витька, тоже садясь и оглядывая свой живот в кровяных разводах.

Появилась вдруг Серафима. Вся в капельках воды, сквозь мокрые чашечки бюстгальтера просвечивали припухлости грудок. Мокрые трусы облепили тело, вырисовывая безволосый лобок, губки.

«Ну как? Не померла? Понравилось?» - опускаясь на траву рядом с одеялом, обратилась она к Тамаре. Глаза ее смеялись, а на губах играла улыбка:

«Иди, помойся, а то в крови вон вся»

Тамара сидела на одеяле и заглядывала себе между широко разведенных ног. Но кроме кровяных мазков на коже бедер у паха и сгустков ее на волосах лобка, ничего нового не видела. Внешне ничего не изменилось. Все так же смыкались губки, образуя щелочку. Все так же вверху из щелочки чуть высовывался пупырышек.

Потом она встала, потянулась, закинув за голову руки, выставив вперед свои холмики с торчащими сосками, и пошла к воде. Витька поднялся и тоже двинулся за ней. Тамара зашла по колени в воду, расставила широко ноги и стала обмывать живот и промежность. Витька прошел мимо поглубже в воду и нырнул. Пройдя под водой метров десять, вынырнул, оглянулся на Тамару. Она тут же сомкнула ноги:

«Ну, Витя!!» - и повернулась к нему спиной.

Витька хмыкнул, развернулся и поплыл дальше от берега.

Когда он вернулся, Тамара и Серафима уже сидели рядышком и что – то вполголоса обсуждали, уплетая принесенную с собой еду. Серафима лучилась игривым настроением, что – то допытывалась у Тамары, очевидно, пыталась выяснить у нее пикантные подробности, Тамара смущенно отмахивалась от нее. В сторонке на зеленом ковре травы синим пятном выделялись его трусы, около них белели Тамарины. На одеяле рядом с Тамарой лежал ее бюстгальтер. Витька подошел к девочкам и улегся на живот, пряча затвердевший писюн, и положил голову на согнутые руки. Свои запасы еды он умял еще утром.

«Витя! Возьми, поешь!» - Серафима протянула ему кусок хлеба и помидор.

Тамара сидела, подогнув одну ногу под себя, другую вытянув и отведя чуть в сторону, нисколько не смущаясь, что на ней по - прежнему нет трусов и бюстгальтера.

Серафима, покончив с очередным куском хлеба, вдруг воскликнула:

«Ага! Хитренькие! Сами без штанов, голенькие, а я в трусах парюсь!».

Она подвинулась к Витьке и, повернувшись к нему спиной, потребовала:

«Расстегни – ка!» - и добавила, смеясь: «Учись, малец, пока я добрая».

Витьке не понравилось Серафимино «малец», но он промолчал.

Застежка Серафиминого бюстгальтера была сзади. Витька принялся высвобождать пуговки. Но тугие петельки не хотели подчиняться неумелым еще пальцам Витьки и не сразу выпустили белые пуговки на свободу. Серафима в нетерпении спускала уже с плеч бретельки. Наконец, Витька расстегнул - таки неподатливые пуговички. Серафима сняла бюстгальтер. Аккуратно его свернула и положила на одеяло. Следом стянула и трусы, игриво помахала ими перед носом Витьки и положила их на свернутый бюстгальтер. Витька снова улегся на живот рядом с Серафимой. Та опрокинулась на спину ногами к Витькиной голове, выставив свои припухлости и бугорок лобка с реденькой волосяной порослью. Витька лежал, отвернув голову в другую сторону не проявляя ни малейшего интереса к Серафиминым прелестям. Видимо, задетая таким невниманием, она резко согнула ногу, обращенную к Витьке, коленка ее довольно ощутимо двинула его в бок. Он, повернувшись, приподнялся на локте и вопросительно уставился на Серафиму.

Она ожидающе смотрела Витьке в лицо. Глаза ее смеялись, на губах играла затаенная улыбка. Убедившись, что на нее все – таки обратили внимание, она отвела взгляд от Витьки, придавила свои пупыршки ладонями. Задержавшись немного на грудках, ладони поползли по животу, доползли до лобка, с него скользнули между ног, накрыв щелочку. Витьке видно было, как шевелятся Серафимины пальцы, что – то там теребя. Тамара тоже растянулась на животе по обратную сторону от Серафимы. Поглазев немного на действия Серафиминых ладошек между ее ног и не найдя в этом ничего особо для себя интересного, Витька вернулся в прежнее положение, подставив спину солнцу.

«Витя! Айда купаться!» - вернул его к действительности Серафимин голос. Витька перевернулся и сел. Тамара уже шла к воде, смешно покачивая голой попкой. Серафима сидела рядом с ним, ожидая его реакции.

«Не! Я поваляюсь» - почему – то отказался Витька и снова улегся на живот.

«Ну, как знаешь» - Серафима шлепнула Витьку по голой попке и понеслась догонять сестру. Витька остался один и вскоре задремал. И снится ему: где – то далеко от дома продирается он через заросли Африканских джунглей. Несмотря на густую листву, полуденное тропическое солнце нещадно палит, пот заливает глаза. Но Витька, преодолевая усталость, машет и машет широким ножом, прорубая себе путь сквозь густое сплетение лиан. И вдруг на его разгоряченную, покрытую потом спину, откуда- то сверху падает что – то. Холодное, мокрое. Потом еще, и еще. Витька очнулся от сна, еще не открыв глаза, услышал переливы звонкого смеха. Глаза его открылись, первое, что он увидел, были ноги. Взгляд его скользнул от ступней вверх по голеням до коленок, выше, выше по бедрам.

Взгляду его предстала расщелина, образованная двумя сомкнутыми припухлостями, на которых можно было разглядеть еле заметные пробивающиеся волоски. Вверху расщелинка расширялась, образуя едва заметный кружок. Как – будто родничок, а из него ручеек вытекает – расселинка спускается вниз, теряясь между ног. Над «родничком» бугрился лобок с пробивающимися редкими еще волосиками. Зацепившись за них, блестели капельки воды. Капельки маленькими солнышками сверкали и выше на животе.

Взгляд Витьки поднялся выше, встретился со смеющимися глазами Серафимы. Она стояла около него, вытянув вперед руки, в которых держала его мокрые трусы, с которых и падали на него капельки прохладной воды. Он снова опустил глаза к ее лобку. Писюн, да нет, не писюн уже, а самый настоящий «член», потрудившийся над двумя девичьими «целками», не замедлил отреагировать на представшую Витькиным глазам картину. Он стал расти, твердеть, поднял свою скрытую еще под крайней плотью головку. Это не осталось без внимания Серафимы. Она снова засмеялась, опустилась рядом с Витькой на колени и вдруг навалилась на него своим мокрым прохладным телом. Перекинув ногу через Витькины ноги, Серафима крепко сжала их бедрами, прижалась низом живота к его затвердевшему члену. Обхватив Витьку за плечи руками, она делано плаксивым жалобным голосом заскулила:

«А я…? А меня….?»

Потом резко перевалилась на спину, увлекая на себя Витьку.

«Я тоже хочу!» - почти выкрикнула она, широко разводя и сгибая в коленях ноги, подняла коленки вверх и сжала ими Витьку. Опершись локтями по обе стороны Серафимы, Витька поелозил попкой, нащупывая головкой дырочку. Серафима подалась ему навстречу, и член легко скользнул в мокрое от вожделения влагалище. Серафима удовлетворенно вздохнула, ладошки ее рук легли на Витькины ягодицы и с силой прижали его лобок к ее лобку. Витька начал, не спеша, ритмично качать своей попкой, вынимая и снова погружая свой член в Серафиму. Она в такт подавалась навстречу его движениям и изо всех сил вжимала ладошками попку, как – будто хотела погрузить в себя всего Витьку, а не только его член. Вдавливая член в Серафиму, Витька чувствовал, как головка его раздвигает стенки влагалища.

А потом там, в глубине слегка упирается во что – то. И это ему было приятно и доставляло удовольствие. А еще доставляло ему удовольствие прикосновение прохладного после купания живота Серафимы к его животу. Опираясь на локти, Витька чуть приподнимал не только попку, но и все тело, а потом, посылая член в глубину влагалища, он прижимался к Серафиминым пупырышкам грудей, расплющивая их своей грудью. И это тоже доставляло не малое удовольствие. Серафима не оставалась безучастной. Видимо действия Витьки тоже были ей приятны. Ладони ее то с силой вжимали Витькину попку, то, метнувшись на его лопатки, старались покрепче прижать к груди. Постепенно Витька стал ускорять темп качания попкой, Серафима не отставала. Теперь с ее губ непрерывно срывалось:

«АЙ, ОЙ, Ах!!»

Она почти кричала, подбрасывая своей попкой Витьку так, что ему, чтобы удержаться на ней, пришлось даже вцепиться руками в ее плечи. Он лежал на ее груди и животе. Теперь Серафимин живот, груди не были прохладными - от них исходило тепло. Особенно горячо было там, между ног, где безостановочно ходил вверх, вниз его член. Витька тоже пыхтел в такт своим движениям. На лбу его и на теле начал проступать пот. Потной становилась и Серафима.

Вдруг Серафима, как и Тамара, резко стиснула своими бедрами Витькины бока, ладони ее с силой прижали его попку к промежности, вдавливая его член в себя.

«ААААААА» - вырвался из горла Серафимы громкий крик. Витька ощутил, как по телу ее пробежала судорога. И она обмякла, ноги ее бессильно распрямились, вытянулись, разойдясь чуть в стороны. Ладони соскользнули с Витькиной попки и легли на одеяло. От крика Серафимы Тамара резко села и недоуменно глядела на них.

«Ты что? Что случилось?» - испуганно крикнула Тамара, готовясь броситься на защиту сестры.

«Ой, да все нормально. Успокойся!» - еле слышно произнесла Серафима, повернув голову в сторону Тамары. Руки ее медленно поднялись, ладони легли на пупырышки грудей и поползли по животу. Потом она приподнялась, навалилась грудью на Витьку и благодарно чмокнула в губы. Тут же отстранившись от него, села и повернулась к Тамаре:

«Нормально, сестричка. А ты что подумала?».

«Да ты так орала, что я подумала: тебя на куски режут!» - улыбаясь, ответила Тамара.

Серафима снова вытянулась рядом с Витькой и прикрыла глаза. ….

Домой возвращались тем же путем. Витька еще два раза водил девочек купаться на Разлив.

А потом случилась беда. Однажды отец Тамары и Серафимы вернулся с работы гораздо раньше обычного и, жалуясь на головную боль, тут же лег в постель. И больше уже не встал – через четыре дня он умер. Витька не видел, как его увозили. Но ближе к вечеру, когда он пришел домой, приехала санитарная машина и с ней люди в белых халатах и с зелеными сумками на боках. Они выгрузили из машины какие – то бачки, насосы и принесли во двор. Всех, в том числе и бабушку, и Витьку, посадили в машину, пронзительно пахнущую каким – то резким тяжелым запахом, и увезли.

Люди в халатах остались в доме, не разрешив его закрыть на замок. Минут чрез двадцать езды по городу машина въехала в ворота и остановилась у приземистого красного кирпича здания. Всех выгрузили из машины и повели внутрь. В комнате, куда они вошли, за канцелярским столом у окна сидел мужчина в белом халате. Передним лежала конторская книга, стояла чернильница. В одной из стен были две двери. На одной из них синела большая буква «М» . на другой «Ж». Мужчина за столом стал по одному подзывать к себе и записывать в книгу. Последним к нему подошел Витька. Мужчина спросил как его зовут, фамилия, возраст. Записал все в книгу и, показав на дверь с буквой М, сказал:

«Иди туда. Там разденешься, одежду положишь в мешочек и подашь в окно. Потом пройдешь в душевую и вымоешься. Из душевой пройдешь в другую комнату».

Витька открыл дверь с буквой М и оказался в комнате без окон, в одной из стен была дверь, рядом с ней в стене было прорезано небольшое окошечко. Витька разделся, сложил одежду в черный мешочек, лежавший на одной из лавок, расположенных вдоль стен, толкнув дверцу на маленьком оконце, положил его на подоконник и вошел в душевую. Там уже из головки душа лилась теплая вода. Витька встал под ее струи. Через некоторое время вода литься перестала.

« Кончилась, что ли» - недоумевал Витька. Но тут приоткрылась дверь и тетенька в белом халате позвала:

«Иди сюда».

Эта комната была с двумя небольшими окнами. На одной из стен было такое же маленькое оконце, как и в комнате, где Витька раздевался. На подоконнике лежал белый мешок.

Тетенька, позвавшая Витьку из душевой, обратилась к нему:

«Одевайся и выходи на улицу».

Мешок, как и одежда в нем, был очень горячий.

Когда Витька, одевшись, оказался на улице, у крыльца уже стояли бабушка, тетя Вера и Тамара с Серафимой. Здесь же стояла и санитарная машина, только она не пахла так, как та, в которой они приехали сюда. Дома и даже во дворе стоял тот же резкий тяжелый запах.

«Да! Не пожалели карболки!» - произнесла Тетя Вера, когда все вошли во двор.

Тетя Вера с девочками прожила у них еще недели две, а потом они куда – то уехали.

Но Витькина история на этом не кончилась.



*БЧК - Большой Чуйский канал, протекающий в северной части города, излюбленное место купания Фрунзенской ребятни. В 1950г был далеко за городом.

**Комсомольское озеро – искусственный водоем в восточной части города, построенный в Карагачевой роще, посаженной во второй половине XIX века по инициативе и при участи фельдшера Пишпекского гарнизона Василия Фрунзе. Стройка водоема велась силами комсомольцев города в 1944году. Это озеро после постройки, наряду с Парком Панфилова, Дубовым парком, стало местом отдыха для жителей города. Вода в озеро поступает из БЧК через отстойник «Пионерское озеро».