Я не видела его более двух лет. Не слышала его голоса, не получила ни единого СМС. Он ушел без «Прощай», а я не потянула за поводок. У нас был маленький уговор: если он захочет уйти – он скажет прямо. Где-то в глубине души я считала его до сих пор своим, хотя мой партнер мог давным-давно обручиться, жениться, обзавестись любовницей, новой Госпожой… детьми. Два года не маленький срок…

Я стояла в нескольких метрах от него, с корзинкой для покупок и огромным списком продуктов, а он сосредоточено выбирал фрукты, складывая их в тележку. Он нисколько не изменился: тот же пуловер с ромбовидным узором, темные джинсы, удобные кеды и трехдневная щетина. Не знаю, сколько времени я нагло смотрела на него, только я успела воспроизвести в своей памяти все наши встречи.

К его внешнему виду я дорисовала металлический ошейник с гравюрой, который он всегда стыдился одевать. Представила, что за его верхней одеждой зажимы, пояс верности… Пояс… Мои скулы сжались, улыбка моментально сползла, и что-то дрогнуло в сердцах. Меня обуяла злость. Я готова была подойти к своему старому знакомому и при камерах, при посторонних людях прижать ладошку к его яйцам лишь с одной целью – узнать, бесхозный он или нет.

Он повернул голову и во время этого движения зацепился за меня взглядом. Его лицо абсолютно ничего не выражало: эмоции застыли, будто он увидел продавщицу, у которой каждый день покупает хлеб. Знает, но никакого значения не предает – что есть человек, что его нет. Я же не смогла скрыть смеха. Ситуация кажется мне крайне комичной. Мои губы шепчут по слогам: «Су-чка», после чего я разворачиваюсь на своих высоких каблуках и покидаю супермаркет с пустыми руками. Плевать, что дома в холодильнике ни крошки, а сегодня пятница… Лучше уж чувствовать такой голод, нежели голод, который может унять лишь его подчинение, его рабское низшее поведение.

Через несколько дней я услышала его уверенный сильный голос по телефону. И снова мне хотелось смеяться, ведь два года назад я слышала, как его голос дрожал, а произнесенные слова спотыкались от волнения.

Еще через несколько дней он стоял на коленях в моей квартире, а я в халате и тапочках наматывала круги вокруг него. Он ничего не объяснял, а я ничего и не спрашивала. Я лишь думала о том, как уничтожить его, растоптать своими ножками, причинить столько страданий, сколько он никогда не получал от меня. Из кармана я достала пару чулок и обвила вокруг его шеи, натягивая края на себя.

Свободной рукой я надавила на его подбородок и заставила запрокинуть голову назад. Его глаза почти не были напуганы, но сердце уже стучалось с дикой скоростью в груди. Он часто задышал, не в состоянии насытиться воздухом и напоминал мне рыбку, вытянутую из аквариума. Моя вещь выглядела жалко, и это зрелище вызывало во мне улыбку, непонятный кайф. Он был выше меня, сильнее, старше на десяток лет, но хозяйкой положения оставалась я. На его шеи начинал проявляться красный след от сеточной грубой материи, но я совсем не сочувствовала ему – этого было так мало, как капли на море. Я оперлась коленом на его спину и, послабив на мгновение хватку, затянула узел уже двумя руками.

– Ты настолько никчемен, что даже не способен быть рабом: бежишь при первой возможности, как крыса с корабля. Ты мне омерзителен, противен. Забыл, как умолял меня не бросать тебя, когда ты мне надоел? Забыл? – я медленно и сладко шептала ему на ушко слова, задевая губами мочку.

Его дыхание стало настолько интенсивным и шумным, что мое собственное дыхание тоже сбилось. Он не отвечал, и я знала, что всему причина боль в горле, борьба за каждый глоток воздуха. Я отпустила чулок и обошла вокруг него, останавливаясь перед его лицом.

Пояс с моего халата скользнул по материи и упал на пол. Я поставила ножку на его член и легко надавила, чувствуя стальное напряжение ствола. Пальчиками ножки я поиграла с его налившимися шарами, борясь с желанием раздавить их, причинить ему неописуемую боль. Видимо, мои желания отразились на моем лице, поскольку он содрогнулся. Моя ладонь нежно прошлась по его щеке, чувствуя колючесть зарослей на его коже. Я замахнулась и хорошенько ударила его по лицу – пальцы моментально заболели, но вместо того, чтобы прекратить, я снова ударила его. Как же пекла моя ладонь, как кололо в пальцах!

– Ненавижу, когда ты небритый! – я закричала на него, прорезая тишину четырех стен.

– Простите, Госпожа, – его слова звучали неправдоподобно, словно он изначально хотел разозлить меня и удовлетвориться моим приступом гнева.

Я опустилась на колени, прижалась к нему голой грудью – это могло смахивать на объятия любимого человека, но я была не настолько мягкотелой. Мое дыхание обдавало его шею, в то время, как я связывала его руки за спиной поясом от халата. Я набрасывала петли и делала узлы, словно он мой узник и может сбежать, сдавая меня с потрохами властям. Удовлетворившись результатом, я достала плетку, которая залежалась в комоде, и рукояткой подняла его голову, чтобы он смотрел прямо в мои глаза.

Легкий взмах моей руки и кожаные хлысты тормозили на разных частях его тела, без разбора: красные дорожки все больше и больше вбирали в себя красных красок на его белоснежной коже. Я не останавливалась. Мне нравился хлесткий звук плетки, его вздохи и попытки сохранять молчание. Я щадила лишь его начальническое самодовольное лицо, но желание размазать его самообладание было велико, колоссально велико. Я несколько раз замахивалась перед его щеками и тормозила в самый последний момент, прорезая воздух впустую.

Когда моя рука устала, я откинула плетку и горячей ладошкой прошлась по самым красочным ранам. И тут он молчал. Только напряжение выдавало его мучения, он ни на секунду не терял бдительности и был готов к новой порции боли. Его омерзительное положение возбуждало меня. Чем больше он страдал, тем сильнее мне хотелось перемазать его губы своими соками. Внизу живота я чувствовала тягу. Он был моим рабом, моей игрушкой и именно это обладание сводило меня с рельс. Ничего так не кружило голову, как его готовность принять все… от боли до блаженства. Я спустила свои тонкие трусики вниз по бедрам и скинула их с ножки в его сторону.

Я положила пальцы на разгоряченную киску и провела ими по клиторы, после села на маленький журнальный столик напротив него, раздвинула ножки на максимальную ширину и вошла пальцами во влагалище, выгибая спину от накатившего вожделения и удовольствия. Мои пальцы ритмично входили вглубь до самых костяшек и резко выходили. Я не скрывала своих чувств и стонала от каждого движения. Когда я была почти на пике, я убрала пальцы и подошла к нему вплотную, прижимая его голову к киске и пачкая его лицо в вязкие соки.

– Нежнее, дрянь, – то ли приказываю, то ли молю, но он тут же выполняет.

Его губы жадно ласкают мою жемчужину, языком подбирая капельки моего возбуждения. Он настойчив. Кончиком языка он прокрадывается в каждую складку, задевает каждый миллиметр и заставляет меня тяжело вздыхать от неописуемых эмоций. Я сильнее прижимаю его голову, и он не останавливается, энергичнее проталкивая свой язык в меня. Я содрогаюсь, впиваю в его плечи свои ногти и получаю самый сладкий оргазм.

Он ликует… Я это чувствую… но совсем скоро я сотру с его лица улыбку…