- Скажи, у тебя есть парень? - таким вопросом остановила мой стремительный спуск по лестнице интеллигентная старушка, соседка с третьего этажа.
     - Нет, - не задумываясь, выпалила я.
     Парня, действительно не было. Совсем. Уже два месяца и двенадцать дней. Я сама, пока он был в одной из своих загадочных срочных - долгосрочных командировок, упаковала и отослала по почте все когда-либо подаренные им вещи, включая ручку шести цветов и журнал "Иностранная литература". Звонков и объяснений не последовало. Я молча страдала, но решение было принято и на попятную я идти не собиралась. Сделала я это, когда почувствовала, что его слова сбываются: я сама готова прийти к нему и предложить себя. Когда-то, когда мы только познакомились, он сразу попытался проявить инициативу. И даже когда я открытым текстом объяснила про свои "твердые принципы", ему, взрослому двадцатисемилетнему красавцу, пользующемуся бешеным успехом у девиц (даже в окна лезли), не верилось, что есть еще на свете восемнадцатилетние девственницы с жаркими губами, пышной грудью и копной золотых кудрей. Сделал еще несколько подходов. Без успеха. Прочел "лекцию" о вреде воздержания и перерождении девственной плевы в соединительную ткань: "я тебе как медик говорю:". На что я с апломбом парировала: "У МЕНЯ - не зарастет!". Вот тогда-то он и выдал свое пророческое: "Хорошо. В один прекрасный день ты сама придешь ко мне и попросишь об этом. Больше я предлагать не буду. Можешь быть спокойна, я взрослый мужчина и умею держать себя в руках". Так началась наши непростые отношения. С ним было весело, приятно, а главное, увлекательно. Льстило его открытое восхищение моей красотой. Каждый раз, когда я приходила в его "отдельную, однокомнатную" квартиру, вставал позади меня и подолгу смотрел на наше отражение в зеркале. Он - высокий, темноволосый, кареглазый, с ослепительно-белой кожей. И я - маленькая, зеленоглазая, с пухлыми губами и ровными, словно нарисованными бровями. В самый первый вечер, когда он пошел меня провожать с импровизированной вечеринки, вдруг спросил между поцелуями: "А брови у тебя сами по себе такие ровные, или ты их выщипываешь?"
     "Сами по себе, как и все остальное". "Смотри, не ври, я все равно узнаю. Вот сейчас дойдем до ближайшего фонаря, и я все увижу: если выщипывала, обязательно будут ма-аленькие черные точки:". Не найдя точек, страстный поклонник и ценитель всего естественного впал в экстатический восторг, из которого не выходил все семь месяцев нашего общения. Я, в свою очередь, "млела" от его красоты и откровенной мужественности, или точнее, мужского начала. Подолгу смотрела на его чеканный профиль в немом восхищении, когда мы сидели рядом, в кино или на узком диванчике в моей комнате. Он шутил: "Смотри, осторожно, дырку во мне просверлишь!". Когда он провожал меня, и мы вместе поднимались на мой четвертый этаж, "дорога" от двери подъезда до двери квартиры занимала у нас не меньше двух часов. Мы целовались на каждой ступеньке, медленно продвигаясь вверх. Причем руки его, в отличие от нетерпеливых рук ровесников, вверх не продвигались, не шарили, не жали и не тискали. Но, как ни странно, от одних только поцелуев со мной творилось что-то невообразимое. Казалось, что от низа живота до горла у меня внутри натягивается звонкая нить, по которой тугим шариком навстречу его губам каждый раз с все возрастающей скоростью поднимается что-то, чему у меня не было названия, и выходит их моих губ в его. Иногда он останавливался и с какой-то смущенной улыбкой говорил: "Ну, все, пойдем, доведу тебя до двери и пойду, ладно? А то я уже весь мокренький:". Для меня последняя фраза звучала совершенно загадочно. Что это значило - он потел? Вроде бы нет: И еще мне было непонятно, почему после таких затяжных проводов мне все время казалось, будто хочется в туалет, по-маленькому, но когда я вихрем врывалась в квартиру и прямиком бросалась туда, ничего не получалось, потому что низ живота был стиснут "в кулак", и из меня стекала только обильная, прозрачная, чуть липкая влага: Мне доводилось забегать к нему по утрам, ненадолго, по пути к подруге, с которой мы вместе готовились к экзаменам, и поднимать его с постели. Он открывал мне дверь и снова ложился, а я присаживалась рядом, полностью одетая. Было что-то особенно возбуждающее в этом контрасте его почти обнаженности и моей "брони":
     Несколько раз, когда мы, возвращаясь откуда-нибудь, заходили к нему, я, уже дойдя до порога, разворачивалась уходить. Он, чувствуя мою почти-готовность уступить, пытался меня задержать, уговорить войти. " Перед соседями неудобно", говорил он, - "Я ведь взрослый человек, врач, они ко мне за помощью обращаются, у меня здесь своя квартира, а я, как подросток, в собственном подъезде с девушкой целуюсь:". Целовался при этом так, что у меня кружилась голова и хотелось присесть на ступеньку, потому что ноги не держали: Отрывалась все же от него и уходила. И вот когда стало совсем невыносимо, вместо того, чтобы сдаться - пусть слишком взрослый, слишком красивый, разведенный с маленьким ребенком и не желающий "вместе навсегда", то есть неподходящий ни по каким статьям под мои "твердые принципы" - я ушла. Я четко понимала, что если, хотя бы один раз - я никогда уже не смогу уйти от него сама. Он сможет делать со мной, а главное, с моей жизнью, все, что захочет. И тогда она, моя единственная и неповторимая жизнь, пойдет коту под хвост. Было просто физически больно, все это время, два месяца и двенадцать дней, но я держалась.
     - Тогда я хочу тебя познакомить со своим племянником.
     Я вздрогнула от неожиданности, совершенно забыв, что рядом со мной семенит милая старушка. Она что-то еще долго журчала, всю дорогу вниз и дальше, по двору и улице, пока мне не понадобилось перейти на другую сторону, к остановке. Я машинально кивала и поддакивала, не особо вникая, поглощенная своими воспоминаниями. Потом вежливо попрощалась и побежала к подошедшему троллейбусу.
     Дня через два-три, ближе к вечеру, прибежала старушкина дочка Нинка, маленькая, как обезьянка, непонятного возраста. "Пошли к нам, поможешь мне, а то я одна не справлюсь, мне там надо подержать:". Я слегка удивилась, не было у нас приятельства, но пошла.
     В квартире собралась прямо-таки толпа народу. Кроме старушки и Нинки, были немолодая пара, видимо их родственники, очень красивая печальная женщина лет тридцати и миловидный, слегка полноватый, я бы сказала, мальчик, такие у него были длинные густые ресницы, выразительные орехово-карие глаза и пухлые детский губы. Но он был в милицейской форме. "Мой внук офицер:", - вспомнилось мне давешнее причитание старушки. Я поняла: это были смотрины. Серьезные, всем семейством. Я сама, своей невнимательностью их спровоцировала, чему-то там бездумно кивая и поддакивая.
     "Хочешь в карты поиграть?" - спросил меня старушкин внук, рядом с которым меня усадили на диване. Я отрицательно покачала головой. Он посидел еще несколько минут, пока его родственники наперебой расспрашивали меня о моей семье, учебе: Вдруг резко встал и пересел в дальний угол. Я просидела еще минут двадцать, вежливо отвечая на вопросы, и даже согласилась приехать в субботу к ним в гости - ну, просто к вечеру в этот день уйду из дома, позвонят, зайдут, нет меня, и ладно. Все это время внук, звали его Борисом, Борькой, на меня ни разу не взглянул. Но, когда я поднялась уходить, встал и вышел проводить. У порога посмотрел открытым взглядом, безо всякого смущения, как-то по-дружески и сказал: "Ну, так не забудь, в субботу. Будем тебя ждать. Бабка с Нинкой за тобой зайдут, и вместе приедете, ладно?". Я кивнула, нисколько не сомневаясь, что никуда не пойду.
     В субботу, когда до назначенного времени оставалась часа три, и я еще даже не собиралась удаляться, раздался звонок. Это был Борька. "Собирайся, мама торт испекла. Ты ведь сама не пришла бы, я знаю. А торт жалко, мама старалась". " Так еще рано!" "Ну и что, мы не поедем, а пешком пройдемся, заодно и поболтаем". Обижать его не хотелось, тем более, он разгадал мои намерения, пришлось идти.
     Дорога пешком заняла больше часа. За это время мы, кажется, обсудили все, что можно. Он очень смешно рассказал про предыдущие попытки его родни познакомить его с "правильной" девушкой. Как ходил на свидания не больше чем по разу. Как однажды пообещал одной из "кандидаток" прикрывать ее встречи с любимым и притворяться, что это с ним она встречается, и как все это вскрылось, когда девушка забеременела. Разговаривали и о серьезном, и у него, и у меня в том году были потери. У меня умерла бабушка, у него - маленькая племянница, дочь той самой красивой печальной женщины, его сестры. В общем, в дом его родителей мы вошли уже добрыми приятелями. Борька был какой-то свой, домашний, ну, как еще один старший брат. Не лез целоваться и тискать, никаких заигрываний, ничего. Провожать нас с "бабкой и Нинкой" поехал, потом зашел ко мне, поболтал с моей мамой и пошел ночевать к родственникам - поздно уже домой ехать, завтра выспаться надо:
     С того дня жить он остался у родственников, и каждый вечер приходил ко мне, вытаскивал гулять. Гуляли, как правило, в парке культуры и отдыха. Почему-то каждый раз он затаскивал меня кататься на огромном колесе обозрения. Один раз мы там застряли почти на час, на самой высоте. "Я все жду, когда ты сознаешься, что тебе страшно, и тогда мы перестанем кататься", - сказал он с каким-то удивлением. Мне не было настолько страшно, чтобы просить пощады, и он сдался, дурацкие катания прекратились. Стали просто гулять по парку, подолгу сидели на неудобных деревянных скамейках и разговаривали, разговаривали. Обо всем, что приходило в голову. Разговаривать не надоедало, но с каждым днем становилось все непонятнее, чего же ему от меня надо. Ведь прошло уже больше двух недель, а он даже не попытался меня поцеловать. Не могу сказать, что я жаждала именно его поцелуев, скорее, разбуженный моим предыдущим парнем и весной организм требовал чего-то такого, бесстыдного, будоражащего кровь:
     Как-то мы сидели на зеленой майской лужайке в парке, я сорвала травинку и пощекотала его шею, щеку, ухо. Он повернулся и посмотрел мне в глаза. Взгляд был точь-в-точь такой же, как в первый день, после чего он еще пересел в дальний угол. Как будто смотрит пристально прямо в глаза, и одновременно где-то далеко. И снова ничего не последовало. На следующий день мы сидели в моей комнате, напротив друг друга, он на диванчике, я в кресле. Не помню, о чем мы разговаривали, и почему мне понадобилось пересесть к нему. Одно только скажу: я сделала это специально, снова хотелось его спровоцировать на какие-то действия, просто из интереса, уж больно нетипично он себя вел. Дальше то ли я ему предложила взять меня за руку и пощупать пульс, то ли, наоборот, взяла его за руку. Не важно. Главное, что, в конце концов, он решился. Нет, это неподходящее слово, потому что он не робел и чувствовал себя со мной совершенно свободно. Решил, так правильнее. Решил наконец поцеловать меня. Я замерла, привычно ожидая натяжения внутренней нити и рвущейся к горлу шаровой молнии. Как-то в детстве, лет в десять, мне довелось видеть шаровую молнию. Завораживающий, переливающийся серебристо-ртутный шарик в полной тишине вплыл в окно, сначала медленно, а потом с нарастающей скоростью пересек комнату - и вдруг, со страшным грохотом ушел в пол.
     Я ждала. Но: Ничего не произошло. Я ничего не почувствовала. Совсем. Во мне даже ничего не шевельнулось. Да и целовался он как-то странно. Одними мягкими пухлыми губами. Никакого танца языка, то порхающего бабочкой, то призывно ласкающего, то уверенно вторгающегося: Может быть, это я разучилась воспринимать за три месяца полного одиночества? Я посмотрела на Борьку. Он выглядел очень довольным. Снова поцеловал. Снова ничего. Странно. Я ведь не со вторым молодым человеком в жизни целовалась. Всегда и какие-то эмоции были, и все остальное - ну может, не так головокружительно - остро, как с моей бывшей любовью, но все же никогда это настолько не напоминало аккуратный и осторожный предварительный осмотр стоматолога: Так мы процеловались с полчаса, после чего довольный Борька распрощался - было уже поздно, и обещал зайти ко мне назавтра.
     На следующий день он пришел раньше обычного. Родителей дома не было. На этот раз он не спешил уводить меня в парк. Мы уселись на диванчик в моей комнате и снова стали целоваться. Я упорно пыталась настроиться и почувствовать хоть что-то, но безуспешно. В своих попытках, при каком-то родственно-дружеском доверии, которое я испытывала к Борьке, я позволила ему зайти гораздо дальше, чем когда-либо заходило у нас с предыдущим парнем. Мы лежали полуголые, он ласкал мою грудь, ширинка у него была расстегнута: Я однажды провела всю ночь в постели со своим ровесником, было заранее известно, что ничего решающего не произойдет, поэтому и в этот раз я ничего принципиально нового не испытала и главное, не почувствовала. А так хотелось, почувствовать ну хоть что-нибудь! В сглаз я не верила. Вроде бы, самые тягостные дни после разрыва позади. Что же происходит?
     Поглощенная своими мыслями, я совершенно не возражала, когда Борькин член заскользил сначала по моим большим, а потом и по малым губам. Никаких резких движений он не делал, опасаться было нечего. И вдруг: :по-моему, это произошло в тот момент, когда он даже не касался меня. Из Борькиного члена выстрелила увесистая густая плюха - мои малые губы, только не говорите, что так не бывает, сами собой раскрылись, "проглатывая" ее, всю до капли, и плотно закрылись. Внутри меня влагалище сделало глотательное движение, как будто это было горло, проталкивая полученное дальше, вглубь.
     Я на несколько секунд словно оцепенела. До меня как будто не сразу дошел смысл произошедшего. Потом вскочила и бросилась в туалет.
     Мне не удалось выдавить из себя ни капли, ни-че-го. Я мыла, терла с остервенением, до боли, но что толку? Все оставалось где-то глубоко внутри. Я прекратила бесполезные попытки. Мысленно подсчитала. Самые опасные дни. Вышла к Борьке полностью одетая. Он тоже успел привести себя в порядок.
     - Ты в курсе, что от этого, бывает, случаются дети? - спросила я спокойным голосом, как будто о чем-то постороннем.
     - А ты молодец, хорошо держишься, смелая девушка, и с характером, - сказал он одобрительно.
     - Что случилось?
     - Ничего особенного. Просто у меня все это время, со дня знакомства с тобой, не было женщины. Вот и не удержался.
     - А почему не было? И что, они часто у тебя?
     - Ну, ты хорошая, серьезная девушка, я сразу решил, что с тобой будет все серьезно, без спешки. И я тебя уважаю, поэтому стразу все свои отношения прекратил. А вообще, да, часто были, практически каждый день. А тут такой большой перерыв: Ты ведь понимала, что я специально к тебе не лез целоваться? Хотел, чтобы все было серьезно. А вообще я хотел тебя с самого первого дня. Помнишь, я пересел от тебя подальше, ты еще удивилась, и, наверное, обиделась? А мне так захотелось запустить руки в твои кудри, зарыться в них лицом и тут же взять тебя:
     - Ну, запусти, - усмехнулась я.
     - Да теперь уж я натрогался всласть: Если бы сегодня осечка не вышла, взял бы тебя как следует, по полной программе:
     - Я бы не дала, не позволила:
     - Да куда б ты делась, я никогда от своего не отступаю. Ну, ничего страшного не произошло. Когда у тебя должны прийти?
     Подождем, а если вдруг действительно залетишь, у меня друг гинеколог, таблеточек даст попить, все пройдет. Он знает, как это делается. А то зачем нам незапланированные такие вещи? Ты девушка порядочная, родители мои к тебе хорошо относятся, зачем нам с этого начинать? А это: мы с тобой все равно закончим, вот только разберемся с этим залетом. Ты не переживай, я же с тобой. Может, немного рано это, мы еще не так хорошо друг друга знаем, но не страшно, узнаем. Ты мне очень нравишься, и мы с тобой поженимся.
     Конечно, никакие "дела" в срок не пришли, и я пила эти злосчастные таблетки, после которых все прошло, но поправилась я за следующих пару месяцев килограммов на пять.
     До сих пор я на сто процентов не уверена, была ли это беременность или задержка на нервной почве. Скорее, все же была.
     А "акт дефлорации" мы действительно завершили, сразу после того, как закончилась эпопея с задержкой. И не потому, что я за это время полюбила Борьку, или мне стали более приятны его поцелуи. Мне стало как-то все равно. Как будто я испачкалась, и уже никак и ничем не отмыться. Придется замуж выходить, раз уж все равно так получилось. Ну, а раз замуж, так теперь уже все равно, до, после:
     Борька заехал за мной и мы поехали вместе выбирать подарок моей маме ко дню рождения. "А потом мы поедем ко мне, и я возьму тебя", - сказал Борька.
     Мы впервые были у него одни. Он что-то оживленно рассказывал, показывал какие-то альбомы с фотографиями. Так прошло больше часа. Я даже немного расслабилась, решив, что он передумал и в этот раз ничего не произойдет. Но он замолк на полуслове, вынул из моих рук альбом с фотографиями и аккуратно уложил меня на диване. С прошлого раза мы ни разу не раздевались. В этот раз он тоже раздеваться не стал, и, кажется, с меня снял минимальное количество вещей, только "самое необходимое". Несколько торопливых поцелуев, заморозивших меня, кажется, еще больше, чем всегда - и вот уже его член тыкается в меня. Снова ощущение осмотра у стоматолога. Только теперь это уже похоже на команду "Откройте рот пошире, еще, еще, вот так. Держать, не закрывать!". Сильная боль, тянуще-давящая, как будто выламывают зуб без заморозки. У меня раз так было, торопливая врачиха не дождалась действия укола: И противный скрип, это кожа напряженного члена входит в мое абсолютно сухое влагалище. Все это продолжается несколько секунд, никаких возвратно-поступательных движений, только один длинный рывок вперед, по-моему, не до конца. И все.
     "Снова я перевозбудился. Ну, ничего, скоро повторим", - Борька удовлетворенно вздыхает и скатывается с меня.
     Я встаю и запираюсь в туалете. Все еще очень больно, и от боли - а не от возбуждения, как бывало - все сжалось в тугой комок. Минут через пять начинает потихоньку отходить, и вот, наконец, из меня вытекает густая, противная, кровавая слизь. Кровь темно-красная, и непонятно, то ли это она, сворачиваясь, образует такие сгустки, то ли окрашивает собой густую сперму. Но уж точно, моей собственной влаги здесь нет: Долго моюсь, вытираюсь полотенцем, предусмотрительно выданным Борькой. Наконец возвращаюсь. Борька лежит серьезный, даже какой-то насупленный.
     - Крови не было, - заявляет он.
     - Была, сгустки из меня кровавые выходили.
     - Ну, хорошо, иди сюда, ложись.
     Я легла, и он начал заново. На этот раз проткнул до конца, и даже минут пять, а может и больше, покачал туда-сюда. Снова с противным скрипом, снова больно, но на этот раз больше похоже на выковыривание обломков зуба "козьей ножкой", та врачиха со мной такое проделывала, раскрошив удаляемый зуб.
     И кровь на этот раз была у Борьки на члене, все как положено. Он, вроде, успокоился. Но потом не раз и не два поминал мне, что так до конца и не уверен, была ли я девушкой, ведь кровь только на второй раз показалась: Что было дальше?
     Дальше был БРАК. Хорошее дело браком не назовут, ведь правда? И длилось это дело: без малого, десять лет.
     Но это уже совсем другая история.

     31.12.04 - 04.01.05