Телефонный звонок оторвал меня от телевизора. Бросая через плечо тоскливые взгляды на экран, я поплелся в коридор к аппарату. Звонила Татьяна Васильевна, одинокая пожилая соседка снизу. После дежурных фраз о делах и здоровье Татьяна Васильевна осведомилась, не найдется ли у молодого человека полчаса свободного времени, чтобы навестить ее в связи с неким не терпящим отлагательства делом.
     "Ну конечно же найдется, куда ему, молодому человеку, деваться..."
     Через десять минут я звонил в дверь этажом ниже. Татьяна Васильевна открыла мне и сразу же затараторила о немыслимых ценах на сливочное масло, о скудной пенсии, а тут, мол, еще одна напасть. Взрослые дети Татьяны Васильевны поехали из своего Заполярья в отпуск на море, а ей в Москву на целый месяц подкинули свою дочку Наташу. С этими словами мы прошли в комнату, где на тахте сидело юное создание лет эдак четырнадцати-пятнадцати и с видимой неприязнью смотрело в нашу сторону. На девушке был надет свободный светлый свитер и короткая клетчатая юбочка. Длинные светлые волосы свободно опускались на плечи.
     Я поздоровался. Наташа не ответила, демонстративно отвела взгляд в сторону и закинула ногу за ногу. Черные колготки издали при этом такое знакомое всем мужчинам характерное шуршание. Несколько озадаченный таким приемом, я вновь повернулся к Татьяне Васильевне. Бабушка же продолжала очень эмоционально, но многосложно и путано объяснять мне что-то. Чтобы понять, ради чего меня все-таки оторвали от телевизора, мне пришлось долго вслушиваться в монолог моей соседки, обильно сдобренный ссылками на тяжелые времена и апелляцией к несознательной молодежи. Все это время Наташа просидела спиной к нам и только ее поза, полная напряжения, выдавала, что наш разговор ей не безразличен.
     Суть же соседкиной просьбы сводилась к следующему. То ли из-за тяжелого климата Заполярья, то ли переходного возраста а, может, и по какой другой причине у Наташи начались проблемы со здоровьем. Родители водили девочку по врачам и обследованиям, клали в санаторий и кормили свежими фруктами. В последние годы недомогания отступили, но врачи все равно строго-настрого наказали внимательно смотреть за дочкой и при малейших шалостях ее юного организма немедленно принимать меры. Особенно было велено следить за температурой, давлением, цветом мочи и регулярностью посещения туалета. И надо же неприятностям начаться именно сейчас, когда родители в отъезде! То ли сказался переезд, то ли непривычная еда - Татьяна Васильевна терялась в догадках.
     Одним словом, Наташа уже четвертый день "не имела стула". Слабительные, как и всякая другая "химия", продолжала сетовать моя соседка, ей без консультации с ее врачом категорически запрещены. Поскольку дальше ждать нельзя, по мнению бабушки, оставалось одно средство - клизма. Вот за этим она мне и позвонила, т. к. рассудила, что моя профессия, хоть и не врачебная, но вполне подходящая для такого случая (я работаю микробиологом в районной СЭС и тоже иногда ношу белый лабораторный халат).
     Сама же Татьяна Васильевна никогда таких процедур не проводила и опасается "чего-нибудь не так сделать". На этих ее словах внучкино терпение лопнуло, она быстро встала и, бросив бабушке в лицо несколько резких фраз, касающихся старшего поколения вообще и ее нежелания подчиняться никому в отсутствие родителей в частности, вышла в соседнюю комнату, захлопнув за собой дверь. Татьяна Васильевна подхватилась и, часто извиняясь передо мной, заскочила вслед за внучкой. Из-за закрытой двери долго был слышен их диалог на весьма повышенных тонах. Время шло. Судя по всему, к согласию дело не двигалось - до моего слуха доносились, то визгливые с завываниями интонации бабушки, то резкие но твердые ответы ее внучки. Я стал терять терпение, когда дверь вдруг резко распахнулась и на пороге появилась Татьяна Васильевна. Она тащила за руку упирающуюся Наташу. Волосы девушки в этой схватке растрепались, свитер сполз на одно плечо а сама она была готова разреветься.
     - Если ты сейчас же не дашь дяде Сергею (это, видимо, мне) поставить тебе клизму, - орала бабушка, - я немедленно вызываю неотложку и сдаю тебя в больницу. Не хочу я на старости лет отвечать перед твоими родителями.
     - Да я лучше с балкона спрыгну, - парировала Наташа. - И не смей ко мне больше прикасаться!
     Положение мое становилось дурацким до крайности. К тому же, Наташа все же не вытерпела натиска своей бабушки и навзрыд расплакалась, продолжая однако твердо стоять на своей несгибаемой позиции: "без родителей она ничего делать не собирается и никому ничего делать не позволит".
     "Вот уж, " - думаю, - "хватит с меня!"
     Ядовито пожелав Татьяне Васильевне удачно решить ее семейные проблемы и, не попрощавшись, я поднялся к себе наверх.
     Не выключенный телевизор продолжал бубнить что-то о выборах и курсе валют, но я почему-то никак не мог сосредоточиться на словах диктора. Этот незначительный эпизод странным образом взволновал меня, довольно взрослого мужчину, много повидавшего и пережившего. Казалось бы, пытался урезонить я сам себя, дело ведь совершенно повседневное и бытовое. К тому же и закончилось уже, даже не успев начаться. Подумаешь, у соседкиной внучки какие-то медицинские проблемы. До и понятно, что Татьяна Васильевна по старой памяти пригласила меня помочь. Кажется, лет десять тому назад меня уже звали как-то в эту семью переводить с французского описание к какому-то импортному лекарству для Наташи. Дело житейское. Как я однако не старался, вспомнить, как выглядела девочка десять лет назад, так и не смог. Зато навязчиво мелькали в голове то съехавший на сторону свитерок, то клетчатая юбчонка, то круглые коленки в черных колготках. И черт знает, какие мысли лезли в голову! Я заметил, что руки у меня похолодели и немного дрожат. Помимо своей воли я стал вслушиваться в звуки из соседней квартиры. Но было тихо...
     Прошло больше часа, когда в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стояла Наташа. Лицо ее заметно припухло от слез, но она уже не плакала.
     - Можно? - еле слышно спросила она.
     Я молча отошел в сторону, и девушка прошла в прихожую.
     - Дядя Сережа, - тихо, дрожащими губами сказала Наташа, - я согласна, я не хочу в больницу.
     С этими словами девушка протянула мне полиэтиленовую сумку, которую до этого сжимала в руках. В сумке оказалась старенькая детская клизма: резиновая груша с довольно однако длинным и толстым наконечником из черного эбонита и тюбик с душистым вазелином. Я жестом пригласил Наташу пройти в комнату и пошел следом, стараясь унять вновь вспыхнувшее волнение. Чтобы она не заметила, что пыльцы мои дрожат, руки я засунул в карманы джинсов. Наташа присела на самый краешек тахты, я остался стоять рядом, не зная, с чего начать. Первой прервала затянувшуюся паузу Наташа.
     - Дядя Сережа, только сделайте все не больно, - голос ее дрожал еще сильнее, губы почти не слушались. Она подняла на меня свои большие серые глаза и я увидел, что в них снова навернулись слезы.
     - Не бойся, это будет совсем не больно, - я старался говорить спокойным будничным голосом. - Тебе надо будет только слушаться меня и делать, что я скажу. Ты ведь уже взрослая девушка, тебе не придется все объяснять дважды.
     - Что я должна делать?
     - Пока ничего. Подожди, я должен все приготовить.
     Похоже, мне нужен был тайм-аут, чтобы собраться с мыслями и немного успокоиться. Не хватало еще, чтобы моя соседка заметила, до какой степени меня возбудила эта ситуация. Я должен остаться в ее глазах умудренным опытом 40-летним дядей, который с видимой досадой отрывается от важных дел, чтобы заняться с ней скучной но необходимой процедурой. Оставив Натушу одну, я вышел в кухню.
     "Понадобится, видимо, большая клеенка и емкость для воды", - пытался я собраться с мыслями. - "вот этой трехлитровой банки должно хватить".
     Старая клеенка отыскалась в кухонном шкафу. После чаепития осталось полчайника чуть теплой кипяченой воды. Я перелил ее в банку - оказалось около двух литров.
     С клеенкой и банкой я направился в спальню. Когда я проходил через гостиную, краем глаза заметил, что Наташа сидит по-прежнему на краю тахты, опустив голову. На меня она даже не взглянула. Я зажег в спальной свет, расстелил клеенку на кровати, а банку с водой поставил рядом на пол. Клизма и вазелин стояли на прикроватной тумбочке. На всякий случай я положил рядом несколько чистых салфеток. Потом еще раз оглядел свое "хозяйство" и нашел, что все готово.
     Ситуация в гостиной за это время совершенно не изменилась - моя гостья сидела неподвижно и смотрела вниз перд собой.
     - Наташа, - позвал я.
     Девушка подняла голову, встала и, тяжело вздохнув, пошла в сторону спальни. Увидев приготовленные и разложенные на тумбочке предметы, она вздрогнула и молча снизу вверх вопросительно посмотрела на меня.
     - Раздевайся и ничего не бойся, дурочка, - попытался приободрить я ее.
     Наташа подошла к кровати и, стоя ко мне спиной, стянула через голову свитерок. Под ним оказалась тонкая голубая маечка.
     Потом, вздрагивая и оглядываясь на меня через плечо, она расстегнула молнию и спустила юбку. Явно оттягивая неприятный момент, моя соседка стала аккуратно расправлять снятую одежду и развешивать ее на спинке стула. Я терпеливо ждал. Закончив, Наташа развернулась ко мне и замерла в нерешительности. Вид смущенной полуподростка-полудевушки в легкой ничего не скрывающей маечке и черных колготках, сквозь которые просвечивали трусики, мог свезти с ума кого угодно. Я собрался с силами, облизнул внезапно пересохшие губы и попытался изобразить на своем лице подобие отеческой улыбки, означавшей: "Ну давай, девочка, не стесняйся". Улыбка возымела действие и Наташа дрожащими руками стала стягивать колготки. На этом, однако, решимость девушки закончилась.
     - Ложись, Наташа, - я кивком головы указал на кровать.
     Девушка села на край а потом легла на спину, вздрагивая от прикосновения холодной клеенки к голым ногам. Я присел рядом на корточки и стал набирать в грушу воду из банки. Наташа, не отрываясь, следила за тем, как постепенно наполняется клизма.
     Когда груша, наполнившись, расправилась, она закрыла лицо руками и отвернулась.
     - Дядя Сережа, - услышал я, - подождите, пожалуйста, немного. Я должна приготовиться, я не могу так сразу. Мне еще никто никогда...
     Некоторое время девушка лежала неподвижно. Через пару минут она перевернулась на живот и буркнула в подушку: "Начинайте".
     - Нет Наташа, тебе надо лечь на бок, - объяснил я.
     Она повернулась на бок спиной ко мне. Я стал потихоньку за резинку стягивать с нее трусики. Они не поддавались.
     - Наташа! - строгим голосом сказал я и она приподнялась, давая мне стянуть трусики до колен.
     - Теперь подожми, пожалуйста, коленки к животу, - продолжал руководить я. Девушка чуть согнула коленки, скорее обозначив выполнение моей просьбы.
     - Нет, девочка, подожми сильнее, постарайся к самому животику.
     Моя юная пациентка откликнулась на ласковый тон и согнула ножки. Я открыл тюбик с вазелином. Его запах моментально заполнил комнату.
     - Ой, только не больно, пожалуйста, - опять попросила Наташа.
     - Не бойся, - я выдавил немного вазелина на указательный палец правой руки а левой попытался раздвинуть ягодицы девушки. От моего прикосновения к своей попке, Наташа вздрогнула, напряглась и со всей силой сжала ягодицы.
     - Нет, Наташа, так у нас с тобой ничего не получится, - начал увещевать я, - ты должна совсем расслабится. Тогда ты ничего даже не почувствуешь. Ну, будь умницей...
     Девушка немного расслабилась, и я осторожно раздвинул ей ягодицы. Потом нежными движениями стал смазывать вазелином вокруг ее розового колечка, обрамляющего анальное отверстие. Наташа заойкала и перевернулась на живот.
     - Дурочка, перестань. Мне же надо все как следует смазать, чтобы тебе было потом больно. Ложись, пожалуйста, обратно. Я немного смажу тебе только самый вход в попку, ты практически ничего не почувствуешь а, если будет немного неприятно, ты уж потерпи.
     Наташа взглянула на меня через плечо с некоторым недоверием но к краю кровати подвинулась и повернулась на бок.
     - Подожми, пожалуйста, поплотней коленки.
     Я выдавил на палец еще одну порцию вазелина. Девушка уже не сжималась и я легко развел ей ягодицы. Смазав еще немного вокруг ануса, я медленно ввел палец на пару сантиметров в отверстие.
     - Ой! Больно, больно! - вскрикнула пациентка и выгнулась.
     - Наташа! Не придумывай! Ничего не больно! Ты сама себя пугаешь. Ты должна взять себя в руки. Лежи теперь, пожалуйста, спокойно. У тебя все аккуратно смазано. Расслабься и ничего не бойся.
     Я вытер палец приготовленной салфеткой. Особенно уже не церемонясь, я подвинул девушку к краю кровати и согнул ей в коленях ноги. Затем взял полную уже клизму и, обильно смазав наконечник вазелином, выпустил из нее лишний воздух. Широко раздвинув своей пациентке ягодицы, я приставил наконечник к анальному отверстию. Наташа непроизвольно сжалась и захныкала. Прилагать усилия я опасался и наконечник остался наружи.
     - Наташа, пожалуйста, расслабь попку. У нас так ничего не выйдет, - начал было я, но девушка продолжала напрягаться.
     - Попробуй глубоко-глубоко подышать животиком.
     Наташа перестала хныкать и сделала несколько глубоких вдохов. Наконечник легко скользнул внутрь примерно на треть своей длины.
     - Ай, - снова попыталась было сжаться девушка, но черная эбонитовая трубка уже входила в нее.
     Когда наконечник вошел наполовину и слегка уперся во что-то, я осторожно покрутил его в разные стороны, и он легко и свободно вошел полностью. Девушка лежала неподвижно и только глубоко дышала. Я сжал грушу и вода, сначала медленно и с видимым усилием, а потом заметно быстрее потекла внутрь. Пациентка снова захныкала, но я не обращал уже на это внимания. Когда клизма опустела, я осторожно вытащил ее и стал набирать воду снова. Наташа попыталась встать, но я удержал ее.
     - Ой, дядя Сережа, пожалуйста, хватит, - запричитала она, - не надо больше.
     - Да что ты, Наташа. Мы же только начали. Ты посмотри, это ведь детская клизма, а ты - взрослая уже барышня. Тебе одной такой клизмы абсолютно недостаточно. Давай, ложись обратно, коленки к животику, расслабься и дыши хорошенько.
     Второй и третий раз процедура прошла спокойнее. Наташа терпела и не напрягалась, пока я вставлял ей длинный наконечник, и только частое дыхание говорило о том, что ей дается это не просто. Перед четвертой клизмой вода уже стала, видимо, переполнять мою пациентку. Когда я очередной раз раздвигал ее ягодицы и осторожно вводил эбонитовую трубочку, из отверстия вытекла небольшая струйка воды. На пятой клизме Наташа заойкала.
     - Дядя Сережа, я не могу больше, мне надо в туалет.
     - Потерпи, эта будет последняя, - я надавил на грушу и выпустил все ее содержимое в девушку, - Теперь тебе надо спокойно полежать минут десять-пятнадцать. Я пока все уберу.
     Собрав инструменты в пакетик, я вышел из спальни. Через десять минут Наташа проскочила мимо меня в уборную. После шума унитаза я услышал, что она принимает душ. Прошло не менее получаса, пока она не вышла из ванной. Моя юная соседка была уже одета и молча стояла на пороге гостиной. Я встал, чтобы проводить ее. Наташа взглянула на меня и мне показалось, что она чуть-чуть улыбнулась. Когда мы вышли в прихожую, девушка остановилась и повернулась ко мне лицом.
     - Спасибо, дядя Сережа, мне было ни чуточки не больно, - сказала и неожиданно протянула мне знакомый пакетик с клизмой и вазелином, - можно это пока полежит у вас? Я, наверное, приду к вам завтра снова...