Кругом лежали мертвые витязи. Но один остался, юный. Он стоял и плакал. Хоббит Мерри по-звериному отполз на четвереньках, задыхаясь от слепящего ужаса. И вдруг из черной, непроглядной тьмы заслышал он голос:
     - Убирайся, гнусный вурдалак, поганая нежить! Оставь погибших в покое!
     И другой, леденящий голос отозвался:
     - Не спорь с назгулом о его добыче! А то не видать тебе смерти в свой черед: он унесет тебя в замогильные обиталища, в кромешную тьму, где плоть твою сгложут муки, какие не снились тебе в самых паскудных снах!
     - Грози, чем хочешь: я все равно сражусь с тобой.
     - Ты - со мной сразишься? Глупец! Ни один смертный муж мне не страшен.
     - А я не смертный муж! Перед тобою женщина. Я - Эовин.
     Кольценосец безмолвствовал. А Мерри был так удивлен, что страх его приотпустил. Он открыл глаза и, понемногу прозревая, увидел за десяток шагов чудище в черной мгле и на спине его жуткую тень главаря назгулов. По левую руку, поодаль от Мерри, стояла Эовин. Теперь на ней не было шлема, и золотистые пряди рассыпались по плечам. Сурово и прямо глядели ее светло-серые глаза, но по щекам катились слезы. В руке она держала меч и заслонялась щитом от мертвящего взора призрака.
     И с этого момента сказания о падении Гондора утеряны. Их место заняли эпические сказки. Но что же было на самом деле? Я постараюсь поведать о том, хоть и не обладаю даром поэтичности рассказов, коим обладали менестрели старины. Итак...
     Гондор пал. Вокруг до слуха доносились стоны умирающих и дикие вопли зверски истязаемых. Плакали и орали избиваемые дети, вопили и визжали женщины, насилуемые всевозможными способами.
     На руинах Минас-Тирита пировали орки, развлекая себя самыми отвратными людям забавами. Как то: всяческими истязаниями пленных... Ну да так уж и быть, кое-что я донесу до вашего ведома. Мериадока изловили и доставили на орковскую пирушку. Руки его изнывали от тягостной боли, перекрученные за спиной жесткими веревками. Группа орков, уже успевших всласть откушать гондорского пива, обступила его, гнусно ухмыляясь. Дрожь страха не покидала Мерри с того самого момента, когда главарь назгулов приказал толпе орков схватить хоббита... и разрешил им делать с ним все, но только не убивать, ибо он был еще надобен Черному Властелину для детального допроса. Мерри подтащили ближе к костру, чтобы в нависшей над павшим и разоренным городом Тьме лучше разглядеть маленькую забаву. Низкорослый коренастый и широкоплечий орк подошел ближе всех, почти вплотную, от души выдохнув отрыжку в лицо Мерри, и грязными зелеными лапами, с мерзкими черными когтями, стал сдирать с хоббита одежду. Пьяный возбуждающийся орк так вошел в раж, что не заметил, как вместе с одежкой когтями обдирал нежную кожу Мерри. Последний из последних сил стиснул зубы и только мычал от боли. Он зажмурил глаза, чтобы не видеть в отблесках танцующего пламени, как на его коже взбухают багровые рубцы, некоторые из которых скудно кровоточили. В конце концов он остался совсем-совсем голенький перед скопищем гогочущих пьяны орков. Кто-то, грязно выругавшись, снял свой боевой ремень из жесткой кожи с медными бляхами, и наотмашь стеганул Мерри по заднице. Хоббит подпрыгнул, взвыв от боли, и упал на колени, уронив голову лбом в землю. Тут же другой орк наступил ему сзади на шею так, что Мерри не мог подняться, и его маленький зад был выставлен на всеобщее смотрение. Орки зашумели, завыли и заулюлюкали. Ремень опять прошелся по бедной заднице Мериадока. И опять. И еще раз. Хоббит заорал:
     - Не надо! Не надо больше! Я сделаю, что вы хотите, только не надо!
     Дружный издевательский гогот прокатился по рядам орков. Мучитель с ремнем прохрипел:
     - Крепись, маленький ублюдок, это я еще любя тебя пощекотал.
     Но тут другой орк, покрупнее этого, оттеснил сотоварища и встал прямо сзади Мерри. Он бесцеремонно с размаху засунул чешуйчатый палец в анал хоббита и стал грубо им проворачивать, противно гыгыкая. Мерри застонал от боли. Так же резко выдернув палец, все тот же орк скинул с себя доспехи и задорно окинул взглядом собравшихся, поддрачивая свой толстый зелено-черный хуй.
     - Давай! Воткни ему! Воткни по самые яйца! - восторженно заорали орки. Мерри зажмурился, представляя, что сейчас будет, и готовясь вынести боль. Но та боль, которую он почувствовал секундой позже, не могла даже сравниться с его самыми страшными предчувствиями. Мерри заорал во все горло, слезы хлынули из глаз ручьем. А орк сделал еще одно резкое движение, вогнав свой аппарат по самые помидоры, и приступил к быстрым и сильным фрикциям. В добавок ко всему он жестоко стиснул в лапах обе половинки зада Мерри, впившись в них когтями. Но очень скоро он, скверно ругаясь от удовольствия, бурно кончил, выпустив в кишки Мериадока струю густой зловонной субстанции, и отпрянул назад. Его место тут же занял другой гыгыкающий мерзавец со стоящим хуем. Мерри громко завыл от боли, но ему кто-то еще быстро заткнул рот своим органом - толстым и слизким. Голову хоббита крепко зажали в сильных лапах и, синхронно движениям ебущего сзади, насаживали ртом на член. Мерри задыхался, кашлял, но невольно сосал эту мерзость. Оба орка спустили почти одновременно, и их места заняли другие. Пленника опять начали пороть - уже по спине и уже в два ремня, периодически отвешивая увесистые пинки сапогами под дых.
     Не известно, сколько прошло времени и сколько орков прошло через его жопу и рот, когда Мерри из полуобморочного состояния услышал властный окрик:
     - Что вы делаете, кретины? Вы же его заебете насмерть! Я же вам, уродам, сказал: не убивать!
     Орки недовольно зароптали, но швырнули Мерри в мешок и бросили возле костра - отдыхать. Где он, Мериадок, и забылся беспокойным сном, полным пережитых кошмаров. Маленький хоббит даже не представлял, какие кошмары ему еще предстоят...
     Эовин медленно приходила в себя. Голова кружилась, сломанная булавой назгула рука ужасно ныла. Царевна тихонько простонала и открыла глаза. Мрак. Ей подумалось, что может быть она потеряла зрение. Кромешная темнота и запах мертвецкой сырости. Она попыталась осторожно пошевелиться - тщетно. Она была умело и надежно закреплена на дыбе. Тут ее обдало смрадным дыханием, будто кто склеп открыл. Она почувствовала, как ледяные костлявые пальцы нежно погладили ее живот, снизу вверх, на секунду задержались и поползли к груди. От такого прикосновения она опять попыталась было заерзать, но ее пронзила резкая боль в сломанной руке. Да, Эовин лежала совершенно голая. А мертвая рука уже ласкала левую грудь. К своему изумлению и отвращению, царевна почувствовала, что соски ее отвердели. Призрак убрал свою руку так же внезапно, как и положил ее. Эовин тяжело дышала, прислушиваясь к своим ощущениям. Она не могла поверить, что ей хочется, чтобы ее погладили еще раз. И, как будто прочитав ее мысли, рука мертвеца вернулась - на этот раз сначала поиграв соском правой груди и медленно опускаясь к животу. Немного уделив внимание аппетитному пупку, рука поползла ниже и скоро зарылась в волосиках между ног царевны, играя найденной там горошиной. Эовин издала приглушенный стон сладострастия. Призрак опять внезапно убрал руку, на этот раз разразившись замогильным издевательским смешком:
     - Что, девица моя златокудрая, давно в походе? И отдохнуть-то как следует давненько не случалось?
     Эовин ничего не могла ответить, она почти задыхалась от стыда и ненависти к себе. И тут она замерла. Она ощутила в близости от своего лица что-то леденящее. Ее губ коснулся призрачный холод. Она снова почувствовала костлявые руки мертвеца - уже обе на обоих своих грудях. Он немного помял их, пощипав соски, и тут вдруг сильно сжал и провел когтями по бокам женского тела. Царевна закричала, и ее эхо глухо смолкло, донеся в ответ только смех Моргула. В этот же момент она почувствовала сильный жар в непосредственной близости от ее детородного органа. Огромный, горящий огнем стержень резко вошел в нее, нестерпимо обжигая. Эовин опять пронзительно закричала и выгнулась дугой, уже не обращая внимания на резкую боль от сломанной руки.
     - О, так ты хранила себя? - довольно заметил кольценосец. - Разве же не замечательно, что женщиной тебя сделал не какой-то белобрысый недоносок рода человеческого, а великий чародей и бессмертный воин, владелец одного из Колец?
     А стержень тем временем динамично ходил в ее внутренностях, стремясь, казалось, разодрать ее от задницы до пупка. Ко всему прочему костлявые пальцы больно зажали ее соски, как клешни, и начали выкручивать. Царевна извивалась, как уж на сковородке, а назгул продолжал смаковать свою добычу, стискивая костлявыми руками, царапая в кровь, щипая до синяков, впиваясь мертвым ртом. Но в конце концов он на секунду замер и выпустил в матку ледяную струю, обдав тело женщины поистине обжигающим холодом. Эовин закричала так, что сорвала голос, и внезапно затряслась в судорогах. Она бурно кончила. И обмякла. Когда открыла глаза - увидела назгула, стоящего рядом. И ужасная боль вдруг стала съедать ее тело. Казалось, что впрыснутая призрачная жидкость растворяет ее, как кислота. Эовин опять стала извиваться, насколько это позволяли ремни, стягивающие ее конечности. Но кричать она уже не могла... А король-призрак терпеливо наблюдал за развоплощением своей будущей наложницы.