Иван царевич некрофил

За темными лесами, за глубокими морями есть там горы каменные, а средь гор одна необычайной высоты гора с пещерою глубокой. И в пещере той, на цепях златых висит хрустальный саркофаг.

Ну, это что-то типа гроба прозрачного, типа как в мавзолее. Вот, а в том гробу красавица лежит. И толи мертвая она, толи спит она крепко-крепко, с виду так и не поймешь. На «жмура» она совсем не похожа и следов тлена, нет на челе её и запаха плохого нет от неё.

Впрочем, от неё совсем нет никакого запаха, да и лицо её бледное-бледное, а губы её сухие и тонкие и совершенно бесцветные. Но, хороша чертовка! Даже так хороша, а что уж было при её жизни… ой, чего это мы! Может не мертва она совсем, может спит просто в этом, как его, сне летаргическом.

Нам пока это не ведомо, и неведомо это и тому кто её ищет. А ищет её царевич-Иван, оболдуй конечно, но, вполне себе симпатичный отрок, а главное: сын он царский! Это ж мечта всех девок. Девки все как с ума по сходили, все так и стелились перед ним, да что греха-то таить и мужние жены, и те, что покрасивше, бывало, оказывались в кровати его.

А он всё с жиру бесился и никак не мог себе бабенку по душе выбрать.

И сказали ему тогда, что за лесами за морями, есть высокая гора, в ней глубокая нора, то есть глубокая пещера, а в ней в гробу хрустальном спит красавица одна. Лоно как из серебра, сиськи плотные большие, ножки стройные прямые, ростом вроде невеличка, но весьма всем симпатична.

А история её простая, приглянулась она одному падишаху восточному, и возжелал он красавицею этой свой гарем пополнить, где уже и так, без малого косая сотня девок томилась. Нет, ну падишах конечно жлобяра тот еще! Нет, ну, шутка ли!

Подумайте, сам-то хер старый уж и стоит-то у него через раз на третий, а девки-то все как на подбор – кровь с молоком. Очень уж хмырь этот славянок любил. Вот возьмет себе в гарем телку новую, влезет на неё один единственный раз, минуты три поюзает её, сморкнется в девственное лоно, и забывает о красавице навсегда.

Ну, а нахера её помнить-то! Новых вон, каждый день подвозят страна славяния-то большая, баб там много их даже красть не надо – сами бегут в руки лишь бы на конец его обрезанный наскочить. Ну, это мы от темы отошли!

Короче, захотела колдунья одна шлюха старая, в гарем этот попасть, тоже пала жертвой пидишахского пиара. Но, никак падишах этот на колдунью не обращал внимания, и тогда она пошла на хитрость: усыпила красавицу и спрятала её в пещере, а сама, приняв её облик, вышла замуж за падишаха.

Тут-то и ждал её сюрприз великий! Она ж думала что раз он падишах, так будет драть её нещадно и член его со скипетр размером и выносливость как у Индийского слона. Но, не тут-то было! Кончик у шаха оказался со стручок гороховый, а выносливость была как у лошади, правда перенесшей инсульт.

Короче, обломалась колдунья по полной, а деваться-то некуда, гарем это тебе не гражданский брак, и даже не государственный ЗАГС, оттуда нет уж выхода на волю. Оттуда можно токмо ножками вперед! И с голодухи ведьма стала с другими женами жить, но, ей лисбеянке старой не привыкать.

И был у колдовства её секрет один, коль к спящей принц губами прикоснется, коль груди нежные сожмет, коль бедра гладкие губами обогреет, коль поцелует он её в засос, язык просунет в ротик ей, проснется дева та немедля, и сделает ему отсос.

И вот, нашел Иван царевич гроб хрустальный, а в нем красавицу свою отверз он крышку и случайно, задрал подол лежащей даме. Когда увидел ножки он её в чулочках, увидел трусики на ней, и киску бритую необычайно. Он возжелал её такую, и пусть мертва она, пусть спит ему плевать уже и он, немедля больше скинул брюки и член его (не очень скажем и большой), уже нацелился на цель.

Припал царевич к губкам тонким, ласкает пальцами соски, они ж застывшие уже. И снял с красавицы одежды, и трусики он снял и лифчик оставил лишь чулки на ней, да цепочку что меж грудей.

Взобрался Ваня на красаву, прицелился, приставил орган свой к её нетронутому лону. И хоть и был он не гигант, однако туго было в спящей. И лоно узкое сухое, прохладное оно такое, а тут еще и целка эта всё не пускает Ваню вглубь.

И вот тогда царевич наклонился и губками своими в киску впился.

И, о чудо! Что за диво! Но ногам пошли мурашки, взмокла вмиг как у Наташки пися девственная спящей, и царевич, продолжая, ни спеша кунилингусом играя, девку к жизни возвращает. Вот даёт – едрёна мать!

И когда конец его, продырявил целку девке кровь холодную пуская, девка глазки открывает и царевича кусает. В шею милаго грызет, кровь его всё пьет и пьет, и пока сосет она, к жизни возвращаясь, у царевича тем мигом орган отпадает!

И когда проснулась прелесть, глядь, а не царевич больше с нею в гробике её лежит, а красивая девица; сиськи, попа, и коса вот ведь батя удивится.

Нет у Вани больше куя, он ему уже не нужен, будет девкою теперь. Взял он под руку невесту, ой пардон, не он – она, и пошли они на волю в поисках богатыря.

Тут и сказочки конец, и поехали они в славный город Копенгаген, где успешно сочетались, однополым браком крепким и садовника наняли, чтобы их осеменял он, чтобы было от кого внуков царю-батюшке родить.

Вот такая нескладушка пришла мне в голову на раскладушке.