ступенька 4. В школе.

Во Фрунзе мама купила дом с небольшим садиком, в котором росли три больших вишни и яблоня. В конце участка за вишнями был небольшой сарай для скотины.

Дом состоял из трех комнат, две из них выходили своими окнами на улицу, а третья с отдельным входом из сеней смотрела окном во двор. Самая большая комната была проходной в другую, поменьше. В этой комнате справа сразу у двери была печка с чугунной на две конфорки плитой, согревавшей все три комнаты. Напротив печки слева от входной двери стояла железная двуспальная кровать, а у окна – другая, поменьше. У другого окна стоял большой деревянный сундук, окованный железными полосами. Посреди комнаты стоял деревянный стол, который использовался и как кухонный и как обеденный. Когда Витька пошел в школу, он за ним же и уроки делал.

А в школу Витька в первый класс пошел в следующем, 1944г., осенью, как и полагается, первого сентября. Живший у них на квартире поляк дядя Марек сшил ему из куска брезента отличную крепкую сумку с лямкой, что позволяло носить ее через плечо, оставляя руки свободными. А еще он из папиного коричневого пиджака, на лацкане которого красовался значок «Ворошиловский стрелок», сшил великолепную куртку с карманами наискось, как у Владимира Владимировича Маяковского, виденного Витькой на картинке в одной из многочисленных книг на этажерке в кабинете папы в Лузино.

Постепенно Витька втянулся в школьную жизнь

Ходить в школу было довольно далеко, но по дороге столько всего интересного можно было увидеть! В школу можно было идти двумя путями. Выйдя со двора на улицу, надо было повернуть направо и по мощеной камнем улице Токтогула идти семь кварталов до улицы Атбашинской (ее потом, спустя несколько лет, переименовали в улицу «Молодогвардейцев»), по середине которой текла звонкая речка Атбашинка. Чтобы перебраться к школе, стоящей на другой стороне улицы, надо было, повернув налево пройти еще квартал до моста.

А можно было, повернув из калитки направо и перейдя улицу Токтогула, пройти до улицы Пионерской, а там повернуть еще раз направо и, уже никуда не сворачивая, идти до того самого моста через речку Атбашинку. На Пионерской, в отличие от Токтогула, проезжая часть улицы, по которой и тарахтели машины, была покрыта асфальтом, чем могли «похвастаться» не всякие улицы в городе. В тот год, когда Витька пошел в первый класс, даже на главной улице, идущей от кинотеатра «Ала - Тоо» в сторону Пишпека, асфальт заканчивался в двух, трех кварталах от кинотеатра «Ала -Тоо».

Школа располагалась в большом трехэтажном здании красного кирпича, обнесенным высоким глинобитным забором. Рядом с этим зданием, отделенное от Витькиной школы таким же глинобитным забором, стояло еще одно точно такое же здание. Это была школа для девочек. Глиняный забор, разделявший две школы, был весь усеян различного размера отверстиями. На переменах, пока ребятня младших классов носилась по обширному двору, играя в любимейшую игру – догонялки, парни из старших классов толпились возле забора, заглядывая в проковырянные в нем дыры и весело о чем – то гогоча.

Однажды Витька увидел одно свободное отверстие и решил посмотреть, что же такое там интересное привлекает старших ребят. Заглянув в отверстие, он не увидел ничего особенного. Ну, бегают по двору девчонки, ну и что тут интересного? Но тут его внимание привлекли две девочки, одна из которых была в цветастом платье, а другая в черном в белую горошину. Они, о чем – то негромко переговариваясь, подошли почти вплотную к забору и остановились. Теперь Витька мог разобрать, о чем они говорили.

- «Да ну, Натка! Врешь! Не может быть» - с недоверчивой ноткой в голосе произнесла та, что была в цветастом платье.

- «Не веришь? Смотри!» - с торжеством воскликнула та девочка, что была в черном платье. Она чуть нагнулась, рука ее зацепила подол и подняла его, так, что оголился даже пупок.

-«Ну что? Видишь?» - воскликнула она и раздвинула по - шире ноги.

Стояла она к забору почти что лицом, так что Витьке видна была знакомая уже по приключениям с Айчурек и Таней девчачья расщелинка между ног. Но у этой девочки на самом низу живота, там, где горбатился холмик, и по краям расщелинки кучерявились редкие еще, но уже достаточно заметные волоски.

-«Видишь?» - торжествуя, снова воскликнула в черном в белую горошину платье девочка. Другая рука ее опустилась на холмик, пальцы затеребили редкие еще волоски на нем, а затем скользнули ниже. Указательный и большой пальцы ухватили пару, тройку волосков на губке и оттянули вверх, как бы показывая, какие они, волоски, уже длинные.

-«Видишь?» - повторила она.

Девочка в цветастом платье недоверчиво протянула руку к промежности подружки, поводила пальцами по волоскам на лобке, как бы пробуя их на ощупь, и тоже, зацепив пучечек шелковистых нежных еще волосков, потянула их.

-«Ты что!» - вскинулась девочка с волосками на лобке: «Больно!».

В одной и другой школах прозвенели звонки, призывающие в классы. Девочка отпустила подол платья, несколько раз провела, расправляя складки, рукой по подолу, и побежала к школьным дверям. За ней помчалась и ее подружка. Витьке тоже надо было спешить на урок.

Дни текли один за другим. Начинались они плывущим над городом басовитым гудком, означавшим, что наступило утро и надо собираться на работу и в школу. Раздавался этот гудок, длившийся никак не меньше двух, трех минут, в шесть часов. Это был гудок «шестидесятого» военного завода. Почему завод «военный», что он выпускал, в городе эту тему как – то не обсуждали. Даже и среди вездесущих мальчишек разговоров о продукции завода не возникало. Правда, на станции время от времени появлялись по нескольку открытых платформ, груженных доверху стреляными патронными гильзами. Гильзы были блестящими, без следов коррозии. Если залезть на платформу и покопаться в них, то можно было отыскать не один десяток гильз с целыми, не смятыми ударником капсюлями. Если потом такую гильзу положить на камень, а другим камнем стукнуть по ней изо всей силы, раздастся громкий хлопок. А еще интереснее было положить цепочку гильз с неотработанными капсюлями на рельсы железной дороги и залечь в кустах в ожидани
и проходящего поезда. Время ожидания вознаграждалось пулеметной очередью хлопающих под колесами паровоза капсюлей.

…..Все когда-нибудь проходит. Кончилась и зима с ее слякотью, то дождем со снегом, то снегом с дождем. Пришел апрель. Высокие стройные тополя, раскидистые карагачи и акации покрылись листьями. Все зеленело. На просохших от зимней слякоти улицах мальчишки отчаянно сражались в киргизскую игру «альчики», чижика, лапту, демонстрировали свою виртуозность владения «лянгой». Или же устраивались гонки с металлическими обручами, снятыми с кадушек. Приводились в движение обручи специальной формы крючком из двух, а то и трех миллиметровой стальной проволоки.

Наступил 1945. Где – то там, далеко, далеко бушевала война. В красивом 3-х этажном здании школы в двух кварталах от дома, где жил Витька, располагалось военное училище. У парадного

входа, не отделенного от улицы никакой оградой, в перерывах между занятиями толпились курсанты в зеленой форме и тяжелых с обмотками ботинках. В такие минуты в воздухе стоял резкий махорочный запах.

Время от времени кому-нибудь из соседей приходили «похоронки». В такие дни на улице затихала ребячья возня. Никто из ребят не носился с обручами, не было слышно стука «альчиков» и восторженных победных криков, никто не подбрасывал в воздух «лянгу»**. Притихшие ребята сидели на склонах арыков и тихо обсуждали свои ребячьи дела. И все тогда знали: не вернется дядя Коля и не поможет больше никогда выстругать из деревяшки «наган» или «казацкую» шашку. Но проходил день, два и ребячья беготня возобновлялась.

В один из солнечных майских дней (Витька не особенно задумывался, что это был за день - понедельник или четверг и какое было число) гудки заводов раздались во внеурочное время и особенно долго висели над городом. Из дома в дом по улицам понеслось: «ПОБЕДА!!!». Кончилась - таки эта противная война. Весь город высыпал на улицы. К радости ребятни двери всех кинотеатров, клубов были распахнуты настежь, сеансы шли, не прекращаясь ни на минуту. Мальчишки и девчонки отсидев сеанс в «АЛА - ТОО», мчались в рядом стоящий кинотеатр поменьше «Хроника», а оттуда летели в Дубовый парк смотреть, что же крутят в «Художественном». А еще был кинозал в Доме офицеров, а еще клуб КГБ, распахнувший в этот день свои двери для всех желающих.

* «Альчики» почти то же самое, что и русские «бабки» - кости из коленных суставов домашнего скота. Только «бабки» - кости крупного рогатого скота, а «альчики» - от овец.

** «Лянга» – пробитый по середине пятак с вставленной в получившееся отверстие пучком длинной шерсти. Что – то вроде волана получается. Играют в «лянгу» ногой, подбрасывая пятак в воздух повыше. Игра идет на счет. Выигрывает тот, кто дольше всех не даст упасть «лянге» на землю и большее число раз подбросит ее в воздух. Самое трудное было уговорить какого – нибудь пса, чтобы он позволил отрезать у себя с хвоста подходящий клок шерсти