Груши-7

…едва успели добежать до постели, как я уже был внутри Нины. Я бы погрузился туда весь, целиком, и мысленно я и был там весь – так это было сладко! Неистово мы двигались навстречу друг другу, каким–то чудом сразу же точно попав и в такт, и в размах, замедлялись или ускорялись, меняли глубину и угол проникновения, и ни разу не ошиблись, не сбились… Каждое движение приносило новую волну доселе невиданного наслаждения обоим…

Потом, намного позже, я где–то прочитал, что одновременный оргазм в реальности практически недостижим, и говорит чаще всего о том, что женщина его лишь изображает, чтобы угодить партнеру. Он хорош лишь для соответствующих книг или кино, но в тот вечер я этого, к счастью, не знал! И Нина не знала. Поэтому мы кончили вместе. Орали, дергались, изгибались, изо всех сил вжимались друг в друга!

Потом немного отдыхали, нежно–нежно гладили, целовались, обнимались, легонько ласкали любимую… и любимого. Да–да! Я сказал Нине:

– Я тебя люблю!

И Нина сказала:

– Я люблю тебя!

Одновременно, не сговариваясь.

Я целовал все–все, самые невероятные участочки ее прекрасного тела. Она так же целовала меня. И по очереди, и вместе…

Кунилинус, миньет… Какие глупые и ненужные слова! Член, вагина… Я просто нежно ласкал языком нашу подружку, а Нина губами обнимала нашего друга. Потом друг заходил в гости к подружке…

Мы не задавались целью и не старались всенепременно довести друг друга до оргазма, а просто отдавали и получали приятное. И совсем неизвестно, что из этого важнее…

Периодически отдыхали. В один из таких моментов Нина вдруг спохватилась:

– Ой, как поздно уже! Тебя родители, наверное, уже по всему городку с собаками разыскивают!

– Нет, они в Африке.

– В смысле?

– В прямом. Отец там какую–то электростанцию строит, а мама в больнице работает. Я с тёткой живу, а ей всё равно, где я и чем занимаюсь. Она знает, что я не пью, травку не курю, со шпаной не дружу, учусь нормально. Напоит меня, накормит, постирает, и всё. Отец ей на эти дела какие–то деньги присылает, я и не знаю точно.

– Понятно.

Сил больше не было, и мы просто обнимались и потихоньку целовались.

Потом был еще такой же вечер, и еще, и еще. Мы как будто чувствовали, что скоро нашей радости придет конец.

Однажды вместо Нины Борисовны в аудиторию вошла Вера Павловна – пожилая сухонькая преподавательница, которая вела математику в параллельном потоке.

– Нина Борисовна заболела, я проведу занятия сегодня.

Как же так? Как это – заболела? Только позавчера мы с ней… дружили, и всё было в порядке!

Еле дождавшись конца пары, я сбежал с оставшихся двух, чтобы проведать Нину, узнать, что случилось, помочь чем–нибудь, если нужно. Увы, на звонок в дверь никто не открыл и не вышел ко мне. Может, в аптеку пошла?

До самого вечера я бродил у подъезда, несколько раз поднимался на третий этаж и нажимал кнопку звонка, но Нину так и не увидел.

Я вообще её больше никогда не увидел. Через две недели или около того пришло коротенькое письмо без обратного адреса, в котором Нина сообщила, что пишет мне с дороги, благодарила меня за всё и просила прощения за то, что исчезла без предупреждения. По штемпелю на конверте я смог лишь определить дату отправки – тот самый день, когда ее заменила Вера Павловна, да название города, где письмо было опущено в почтовый ящик.

Всезнающая Лида рассказала Любе, а та, по старой памяти, мне, что причиной столь внезапного отъезда Нины стал чей–то донос декану на нас с ней. Чтобы не понимать скандала, декан предложил ей по–тихому уволиться и уехать. Кто донес, и что именно было в этом доносе, так и осталось для меня тайной.

Около месяца я был сам не свой. Сейчас бы назвали это грамотными словечками типа стресс, депрессия, а тогда это выражалось в крайнем моем унынии, нежелании ничего делать и никого видеть. Изредка мастурбировал, но без особого удовольствия.

Уж не знаю, по каким таким причинам – то ли из тактичности, то ли из ревности, то ли просто потому, что стал не очень нужен – ни Лида, ни Люба ни разу за всё время с той минуты, что я впервые позвонил Нине в дверь, никак меня не доставали. То есть, Лиду я не видел, а Люба вела себя так, как будто никогда и ничего такого у нас с ней не было. Мы, конечно, общались с ней, но так, как когда–то давно, то есть как друзья–приятели, никак не затрагивая интимные темы.

И все же ничто не продолжается вечно, даже депрессия. Проклятые юношеские гормоны сделали своё черное дело, и мне опять захотелось… даже пока не секса, нет! Захотелось общения с женским полом.

На последней паре я положил руку Любе на колено, немножко сжал. Не поворачивая головы, она чуть–чуть улыбнулась, но, шевельнув ногой, высвободила коленку.

Как же так? От возмущения мой дружок в брюках приподнял голову. Мне нестерпимо захотелось секса, и ни о чем другом я уже думать не мог.

Я шепнул:

– Люба! Хочу.

– А я тут причем? Ты давно уже ушел.

– Я пришел.

– Уходи.

– Почему?

– Потому.

Вот и весь разговор. Урок закончился, я примчался домой, и… Ну да, а что мне еще оставалось делать?

Сбросив напряжение, я задумался: Нины нет, Люба меня послала, Лида… У Лиды сейчас живет Игорек, и вряд ли я ей так уж сильно нужен. Инга вообще неизвестно где и как. Зоя – то же самое. А может, прав поручик? Подойти к любой даме, и «Дозвольте вам впендюрить»?

Два или три раза я потом попробовал применить метод знаменитого ловеласа, но, похоже, Ржевский врал: каждый раз вместо «впендюрить» выходило «по роже». Даже с Любой. И хотя в прямом смысле пощечину или что–то вроде этого я от нее не получил, но был довольно резко отшит, и после этого у нас почти прекратилось даже вполне нейтрально–безобидное общение.

Я изводил себя онанизмом, в мыслях представляя самые разные развратные картины с какой–либо женщиной, злился на себя, на Любу, на Нину, на весь белый свет, но ничего придумать не мог.

И все же вывела меня из такого вот моего почти отчаянного положения Люба.

– Есть разговор!

– Да? Говори.

– Приходи сегодня к нам – расскажу одну вещь.

Ни Лиды, ни Игоря дома не оказалось, когда я пришел, однако Люба и не думала приглашать меня в спальню. Вместо этого усадила меня напротив себя на кухне, налила чаю, поставила вазочку с печеньем: мол, угощайся.

– Так что за разговор?

– Скоро конец второго семестра.

– И что? Я помню.

– И то. У нас в группе 17 девчонок и 11 ребят…

– Ну да.

– Не перебивай, пожалуйста. Я уж не знаю про всех ребят, а девчонки… В общем, есть две девчонки, которые еще не имели мужчину. Целки, в общем.

– Всего две? К концу первого курса? – я недоверчиво хмыкнул.

– Всего две. И надо, чтобы они перешли на второй уже взрослыми женщинами.

– Хе! А кому надо?

– Ну, им.

– А они сами об этом знают, что надо именно им, а не кому–то другому?

– Естественно. В общем, так. Я пообещала… То есть, мы с ними договорились, что я помогу им решить их проблемы. Ну, чтобы приличный парень, чтобы тайно всё, и так далее.

Понятно. Хитрая Люба решила в это дело втянуть меня. Зачем? Подставить? Или наоборот, помочь решить как раз мои проблемы, а не их?

– То есть, ты им пообещала, что я им целки поломаю? Ну, ты даешь! Во–первых, я… не умею. А во–вторых, что за девчонки у нас такие сильно порядочные? Людка с Валькой?

Людка с Валькой – близняшки, чопорные, ужасно культурные, неимоверно воспитанные и совершенно вроде бы не взрослые.

– Ага, конечно! Людка с Валькой давным–давно с х*** не слезают. Валька аборт два раза уже делала. Ты что, не знал, что они е***, как сучки?

Таааак… Люба включила «латынь». Это о чем–то мне уже говорит! Есть шанс все–таки у меня сегодня! Это радует. Главное теперь – не спугнуть удачу.

– Да ты что? Вот бы не подумал никогда! А ты не врешь?

– Зачем мне врать? Правда.

– Ну, а тогда кто да кто?

– Наденька и Тайка.

Это сюрприз! Ну, Тайка – понятно: серая мышка, ни рожи, ни кожи. Но Наденька?!

– Наденька? Что–то ты загибаешь! Она же с Лёхой ходит…

– Ну и что? Только и того, что ходит, за ручку держится. Лёха твой – валенок! Другой на его месте давно бы уже засунул ей по самые помидоры, а он в кино Наденьку сводит, за ручку подержит, а потом дрочит полдня. Наденька сто раз ему намекала, а он все никак не решится в трусы к ней залезть.

Я задумался. Может, Лёха и девственник. Хотя, конечно, маловероятно. Впрочем, я–то сам давно ли женщину познал? Но, скорее всего, дело в другом: Лёха как огня боится Наденькиного папика, про которого ходят самые разные опасные слухи. Говорят, он кого–то когда–то где–то то ли убил, то ли зарезал, но от милиции каким–то образом отмазался… То есть, если я с Наденькой… Ого! А это мне надо?!

– Нееее, Люб! Ну ее нафиг, эту твою Наденьку. Папаша у нее – сама знаешь, какой!

– Так она ж сама хочет!

– Мало ли, что хочет! А папик узнает – башку мне отгрызет и фамилию не спросит. Нет, Пускай Лёха сам ей целку ломает. Или вот что, еще лучше: подсунь её под Лидиного Игорька! И всем будет хорошо: ты свое обещание выполнишь, Игорек удовольствие получит и Наденьку для Лёхи распечатает, а мы с Лёхой живыми останемся. И пускай потом Игорек всю оставшуюся жизнь в бегах проведет!

Люба сильно недолюбливала Игоря, я об этом знал, поэтому и предложил этот вариант. Конечно же, Люба сразу ухватилась за идею, хоть и посопротивлялась еще немножко для видимости. В конце концов согласилась:

– Ну и правильно. Скажу Игорьку. Пускай он Наденьку вые*** и сам съё***ается из нашего дома, козёл.

Так, опять латынь! Надо воспользоваться. Латынь я тоже знаю. И я воспользовался:

– Ага… Лёха – Наденьку, а лично я сейчас тебя вы***у.

– Так какого х***сидишь?

– Уже стою. И х*** стоит. Сразу в пи***у тебе засунуть, или пососешь?

Ну, да, некрасивый диалог. Но надо знать Любу!

После довольно долгого перерыва секс, хоть и без особых выкрутасов, но зато не с Дунькой Кулаковой, а с живой теплой юной женщиной показался мне замечательным! Впрочем, не так уж, чтобы совсем без затей, а и с нормальными посасываниями, и с полизываниями, и с засовыванием–высовыванием. Что бы там ни говорили любители миньетов, анальных забав и специалисты насчет погонять шкурку в одиночестве, но ничто и никогда не сравнится с выплескиванием мужской энергии в место, прямо предназначенное для этих целей самой природой!

А после Люба вернулась к теме:

– А как насчет Тайки?

– Да и Тайку тоже Игорьку за компанию.

– А ты что, не хочешь девушке целку сломать?

– Не–а!

– Так у Тайки ж такого сурового папаши нет! Вообще нет ни папаши, ни мамаши. С бабкой живет.

– Всё равно не хочу.

– Ну ладно. Моё дело предложить…

В общем–то, вскорости всё так и получилось, как мы предполагали: Игорек сдуру согласился, даже обрадовался. И, хотя Лида и пыталась его удержать, переспал–таки сначала с Тайкой, а потом и с Наденькой. И если в первом случае всё обошлось без последствий, то во втором что–то пошло не совсем так, как надо, Наденька вынуждена была обратиться за помощью к своей маме, та рассказала папику… Короче говоря, где теперь прячется Игорь, никому не известно.

А я вновь получил постоянный доступ в ту самую постель, где не так давно меня превращали из мальчика в мужчину. У Лиды не стало постоянного партнера, Любин Василь Аркадьич не отличался особой активностью и был совершенно не ревнив, поэтому мы, как раньше, вовсю кувыркались то с одной из хозяек дома, то с другой, а то и все втроем. Один раз даже попробовали вчетвером – Василь Аркадьич решился поучаствовать, но довольно быстро сошел с дистанции. А жаль – было интересно.

И вот опять объявлена пятница–развратница…