Любовь отставить

Мы познакомились случайно. Я просто стояла на кпп в главное здание УФСИН по Ростовской области. Мне нужно было передать какие-то бумажки начальнику моей мамы, внезапно свалившейся с ангиной. Был перламутрово-серый день 13 мая, мне не хотелось заниматься какй-то ерундой вместо того, чтобы посвятить время прогулке с друзьями, сходить на свидание с парнем, ну или в конце-концов поготовиться к экзаменам, потому что до них оставались считанные недели, а институт сам в себя не поступит, знаете ли.

Тортиком на вишенке оказалось то, что в управление необожимо было идти в джинсах и с длинным рукавом, так как иначе меня развернули бы на сто восемьдесят градусов еще до того, как я бы приблизилась к зданию хотя бы на расстояние двадцати метров. Несмотря на то, что небо было затянуто легкими облачками, потогда стояла довольно теплая, но мне ничего не оставалось, кроме как париться в душном контрольно-пропускном пункте в длинных черных джинсах и классической белой рубашке.

Градус напряжения поднимало то, что никто, никто и никак не мог узнать, где изволит шататься мамин начальник, которому я мечтала наконец-то всучить эти чертовы бумажки. Простояв у турникета битых полчаса, несколько раз позвонив по внутреннему номеру, а также по мобильному, который дала мне мама, отправляя меня на поиски приключений на мою ж..., перекинувшись парой полушутливых фраз с молоденьким парнем в военной форме и поймав не один десяток неодобрительных вхглядов от его коллеги постарше, видимо уже носящего офицерское звание, я все-таки решилась набрать маму.

Поднеся телефон к уху я краем глаза увидела, что к турникету с противоположной стороны кто-то идет. Мужчина. Офицер. Я не стала даже оборачиваться, так как была уже сильно на взводе: мне хотелось поскорее найти этого подполковника Курпатова и отдать ему документы, уже покоробившиеся от влажности спертого жаркого воздуха на кпп.

«Маааам, никто не может найти Курпатова»- растерянно проговорила я в трубку.

Мужчина, только что беспрепятственно преодолевший кпп остановился и внимательно посмотрел на меня. Наши глаза встретились. Я быстро договорила с мамой и положила трубку.

«Курпатов? Я его знаю! Мы работаем в одном отделе. Запишите девочку на меня, я ее провожу.» Старший лейтенант, поняла я, взглянув на погоны, говорил небыстро, его голос словно раздавался из теплого деревянного горла, а звук «р» он произносил гортанно, слегка кортаво, что совершенно не портило общей картины. Я наконец-то подняла глаза. Его зеленые, с бесенятами, пляшущими где-то глубоко в черноте зрачков встретились с моими. Пробормотав что-то наподобие спасибо, я подала свой паспорт начальнику кпп. Наконец-то я попала внутрь.

Старший лейтенант, которому тоже видимо стало жарко, снял фуражку и несколько раз провел рукой по отросшим каштановым волосам. Я наконец-то получила возможность хорошенько его разглядеть: офицер был высокого роста, широкоплеч, его кожа уже была тронута легкой бронзой загара, жесткая линия губ была искривлена в легкой ухмылке, что делало этого до мозга костей правильного офицерика похожим на дрянного уличного мальчишку. В форменной рубашке с погонами и галстуке Антон, как он представился, выглядел лучше, нежели если бы он был одет в последнюю коллексию томи хилфигера или левай стросс.

За непринужденной беседой мимолетных знакомых мы наконец-таки дошли до отдела, где работал Курпатов и я наконец-то смогла избавиться от тяжеленной папки с отчетами, докладами и отчетами о докладах. Антон проводил меня к выходу из охраняемой зоны. Оказавшись по ту сторону забора, увенчанного колючей проволокой, мы оба выдохнули. Я расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке и закатала рукава, а мой новый знакомый позволил себе ослабить галстук.

На этом, казалось бы, наше знакомство должно было подойти к концу. Но судьба распорядилась иначе.

«Тебя подвезти?» - на лице товрища страшего лейтенанта вновь заиграла шкодливая ухмылка, а бесенята снова заплясали в глазах.

Хорошие девочки всегда следуют четырем правилам:

Первое, они никогда не заходят в подъезд с незнакомым мужчиной.
Второе, они никогда не ездят с ним на лифте
Третье, они никогда не берут у него еду и сладости. Даже большие сникерсы.
И, наконец, четвертое, самое-самое главное - они никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае не садятся в машину к человеку, с которым знакомы полчаса.

Я послала четвертое правило подальше.

В машине Антон перестал быть «товарищем старшим лейтенантом разрешите обратиться», а стал просто Антохой, с которым у нас оказалось немало тем для разговора. Оказалось, что даже пиццу мы любили одинаковую. Мы давно уже остановились на парковке в квартале у моего дома, но все никак не могли попрощаться. Мы говорили, говорили и говорили, не замечая хода времени. Чем ближе солнце опускалось к горизонту, тем ближе, сами того не замечая, мы придвигались друг к другу. Очнулись мы лишь почувствовав вкус первого нашего поцелуя. Или, все же, нарборот еще глубже провалились в сон.

Рука Антона скользнула к пуговицам на моей рубашке и, вероятно не раз повтороенным движением, молнеиносно расстегнула все восемь. Я протянула руку, коснувшись лохматого каштанового ершика его волос, спустившись ниже по спине взяла за край футболки, стянув ее с мускулистого торса. Его плечи тяжело вздымались, а руки нетрерпеливо нашли под сидением рычаг. Он отодвинул кресло назад и откинул спинку.

Ловким движением, словно пушинку, Антон приподнял меня с пассажирского сидения посадив к себе на колени так, что его бедра оказались между моими. Каким-то чудесным образом, а я действительно не отследила эти околомагические манипуляции в тесном форде, я оказалась в одном нижнем белье, а мои пальци уже расстегивали пряжку кожаного армейского ремня. Антон гладил мои плечи, руки, покрывал поцелуями ключицу. Его глаза горели огнем, а маленькие чертикив зрачках скакали словно искры.

Наши губы встретились снова, он притянул меня к себе, коепко обняв, не давая пошевелиться. Он что-то шептал мне на ухо о синих сибирских лесах, где ему приходилось жить неделями, разыскивая сбежавших зеков, о том, что он видел в огне костра. Я отстранилась и посмотрела на него. А затем он снова с жаром прильнул к моим губам, словно только что вышел, вышел из этого елово-сизого леса, соскучившись именнопо мне. Мои руки гладили его грудь, спускаясь ниже, задевая резинку боксеров. Я чувствовала, как внутри него нарастало желание.

Он держал всю меня в теплых ладонях, как будто я была чем-то хрупким и мимолетным, что он боялся отпустить. Антон расстегнул мой лифчик, отбросив его куда-то в сторону. Коснувшись языком мочки моего уха, он протянул ниточку поцелуев вдоль шеи, ключицы и взял в рот мой сосок. Я дернулась в порыве увернулться от его ласк, но сильные руки сжали меня еще крепче и не осталось ничего кроме как отдаться пламени этих губ. Антон тяжело дышал. Его член стоял колом, казалось, что он сейчас разорвет эластичную такнь его боксеров.

Дрожащими от нетерпения руками он разорвал мои трусики, сдернул до колен расстегнутые джинсывместе с нижним бельем, дотянулся до бардачка и раскатал презерватив по внушительных размеров члену. Затем, он крепко схватил меня за бедра и медленно, растягивая, смакуя момент, вставил в меня свой член. Мои глаза были крепко закрыты, я сосредоточилась на той буре хмоций и наслаждения, которая бушевала у меня внутри. Антон застонал. Его руки обхватили мое тело и он начал двигаться, снова и снова вторгаясь в мою плоть.

Мир вокруг, должно быть, сейчас расплавится, промелькнула на задворках почти несуществующего в этом измерении сознания мысль. А потом был огонь, был взрыв. Как будто весь воздух вышибло из легких. Как будто мы оба забыли как жить. Как будто наш мозг забыл, какие импульсы подавать бедному сердцу, чтобы оно продолжало сокоащаться.

Любовь отставить.

Так точно, товарищ старший лейтенант.