Ещё один мой "первый раз"

     Дважды я уже писал сюда. Хотелось бы рассказать еще про один свой "первый раз".
     Итак, город, в котором мне повезло родиться и жить, назывался в те времена Ленинградом. А я был тогда молод и глуп. Очень молод и очень глуп. Поверите, регулярно гуляя по Невскому, я ещё совсем не знал, чем славится его участок вдоль Аничкова дворца и дальше - Екатерининский садик, и окрестности... И вот, как-то, тёплым весенним вечером, я шёл вдоль Аничкова дворца по направлению к Фонтанке. Помню, лёгкий дождь только что прошёл, из облаков выглянуло закатное солнце, лужи, мокрый асфальт, клейкие молодые листочки... Этот парень не подошёл ко мне, а, скорее, внезапно возник рядом, точно сконденсировавшись из воздуха. Невысокий, худощавый, хорошо сложённый. Помню, довольно коротко стриженые, светло-золотистые (потом я узнал - крашеные) вьющиеся (потом я узнал - завитые) волосы, какие-то необычно яркие (потом я узнал - макияж) черты лица, узенькие зеркальные очки, чрезмерно яркая одежда (отчетливо запомнившиеся детали - небрежно повязанный разноцветный шейный платок), ниже платка - расстёгнутая чуть ли не до пупа светлая рубашка в ярких узорах, под ней, в глубоком вырезе малиновой шерстяной майки (так и напрашивается слово "декольте"), загорелая грудь. Ярко-зеленые коротковатые брючки "в обтяжку". Цветастые носки. Одуряющий запах каких-то "не наших" (и явно не мужских) духов. Чрезмерно оживленная мимика. Ломаная пластика. Совершенно избыточная жестикуляция. На дворе стоял зрелый (или ещё - развитой) социализм - как "закономерный, исторически длительный этап на пути к построению коммунистического общества"... Кто жил в те времена, тот сразу же поймет мое, мягко выражаясь, некоторое "удивление"... Ну а кто не жил - тому и не объяснить...
     - Ка-акой ма-альчик! - первые его слова, обращенные ко мне.
     Высокий, "женского" тембра, голос. Странно растягиваемые гласные. Как будто поёт...
     - Ппростите? - всё, что смог я из себя выдавить, кажется, поперхнувшись...
     - Вы ку-уда идё-ёте?
     Тёмные очки уставились мне прямо в глаза.
     - Э-э... ттудда...
     Куда девать глаза, - не знаю...
     - А-а можно мне с ва-ами? На-ам не по пу-ути-и?
     И руку мне кладёт на плечо! Ощущение - примерно как от электрического тока... Темные очки плавным жестом поднял на лоб. Глаза - подведенные, с подкрашенными ресницами, наложенными тенями... Голубые! И какой беззащитный взгляд! Прямо тебе в глаза... сквозь глаза... в душу! Взгляд маленького ребенка... не мальчишки, а именно ребенка - вне категории пола... капризного ребенка! Кажется, если сейчас ты обидишь его - неловким словом, жестом, даже взглядом, он тут же горько расплачется!
     - Ппожжалуйста... иддёмте... (Что у меня с языком? Никогда ведь я не заикался.)
     - Спа-асибо! Вы - до-обрый ма-альчик!
     И рукой провёл нежно-нежно по волосам, а потом вдоль спины... Ощущение полнейшего онемения... мурашки... А тем временем - у меня между ног!.. И, как назло, обтягивающие джинсы. Куда деться от стыда?! Кажется, весь Невский только туда и смотрит... Ну, один-то человек уж точно, смотрит. Да ещё как смотрит! Нет, надо скорее уходить с этого места! В движении это будет не так заметно...
     - Ссккорее... ппойддемтте.
     Мой язык явно не хотел выговаривать простейших слов.
     - Вы-ы то-оропите-есь?
     Говорит, как песню поёт.
     - Ннет... тто естть... дда...
     Речевой аппарат у меня явно отказывает...
     - Ну, то-огда зайде-емте куда-а-нибудь!
     И нежно, едва касаясь, руку мне на поясницу кладёт... чуть ниже, на бёдра... Господи, да что же это такое делается?! Не помню, как мы перешли Невский, не помню, о чём говорили по дороге. То есть, говорил, в основном, Володя - так звали моего спутника. Я же больше молчал, отвечая, в основном, односложными и не вполне членораздельными междометиями... Мы ещё не дошли до цели нашего путешествия - кафешки на противоположной стороне Невского, а он уже успел представиться по фамилии (простая русская фамилия, - помню, но называть не буду). Рассказал мне, из какого он города (провинциальный городок средней полосы России), кто из родных у него там остался, какие сложные у него с ними отношения, как рано он узнал некоторые стороны жизни, как дивно счастлив он был в армии - вокруг огромная масса юных и "голодных" мальчишек, но как недолго продолжалось это ослепительное счастье. Почему-то крайне недовольное этим грубое и нечуткое командование поспешило засунуть его в госпиталь и быстро комиссовать по психиатрической статье "Расписания болезней и физических недостатков"... Как он устроился работать в торговлю, но - по мягкосердечию своему - оказался непригоден к работе с материальными ценностями, как устроился работать в автопарк диспетчером - и теперь очень доволен своей работой - вокруг масса мужчин, которым он должен отмечать путевые листы... Запах его духов был совершенно одуряющий. Боковым зрением я всё время ощущал справа от себя направленный мне прямо в лицо пристальный, неотвязный, пронзительный взгляд голубых глаз! И всё это время мой правый бок чувствовал легчайшие, но неотступные касания, поглаживания, прижимания... Кошмар! Чувство, будто весь Невский только в нашу сторону и смотрит... Мы, наконец, вошли в кафешку. Много народу. Очередь. По случайности, быстро нашли два свободных места рядом за столиком. Сели.
     - Вы-ы не у-угости-ите ме-еня? А-а то я что-то сего-одня не при де-еньгах...
     - Дда, кконнечно...
     Судорожно роюсь в карманах...
     - Спа-аси-ибо! Вы о-очень до-обрый ма-альчик! - и рукой нежно-нежно провёл мне от затылка до поясницы... и даже несколько дальше... гораздо дальше...
     Кажется, на нас уже начинают оглядываться... И тут я взял да и сбежал. Из последних сил вдруг вскочил, и бросился к дверям, на ходу пробормотав сквозь зубы что-то совсем невразумительное, о делах, о необходимости торопиться... Мы виделись с ним несколько раз, случайно, как правило, по вечерам, в центре города, он возникал неожиданно рядом, всегда первым окликая меня. И всегда - этот пронизывающий до глубины души взгляд голубых глаз маленького ребенка... И всегда - этот совершенно одуряющий запах духов... И всегда - эта ярко-пёстрая одежда... И макияж... И манеры... И голосок - высокий и сладко-тягуче-напевный. И лёгкие касания рук, прикосновения, поглаживания - от которых сразу мурашки разбегались по коже, и стремительно твердело между ног... Однажды он возник, когда мы шли вдвоем с другом... Мне было жутко неудобно... А друг потом сказал мне:
     - Не советую тебе поддерживать такое знакомство! Это - явная женщина, и очень вульгарная!
     А потом был жаркий июль, на самом излёте белых ночей... Я работал в ночную смену, в середине ночи выдалась пара свободных часов, решил прогуляться по Невскому... Как сейчас помню себя того времени - грива чуть вьющихся каштановых волос, клетчатая рубашка с короткими рукавами расстегнута, вытащена из джинсов, и концы её завязаны узлом на животе... Несмотря на глубокую ночь, было довольно много народу. Жара и духота. Желтые мигающие светофоры. Редкие ночные машины... А морда - совсем-совсем мальчишечья! Как всегда, он возник неожиданно. Мгновенье назад - не было. И вот - есть!
     - При-иве-ет! Ты ку-уда?
     На этот раз на нём ярко-голубые обтягивающие джинсики и оранжевая гипюровая рубашечка с короткими рукавами. Тот же певучий голосок. Та же манера непрерывного поглаживания, касания... И, как всегда, быстро погружаешься в какой-то туман. Не очень ясно понимаешь, что он говорит, что отвечаешь ему ты... Только сердце стучит как бешеное, будто хочет вырваться из груди, мурашки расходятся по телу, и ещё этот кошмарный бугор, вдруг вспухший у меня на джинсах спереди... Хоть, слава Богу, темно - никто не обратит внимания... Я шёл за ним покорно, как большая смирная овца. И пошёл бы, куда бы он меня ни повёл... Как мы попали в тот подъезд, во дворе на Владимирском, не помню. Вроде, он знал это место... Потом я много раз, вот так же, гуляя по ночам, заходил туда один. Просто, чтобы вспомнить... Теперь уже туда не войдёшь... Кажется, до этого мы раз или два заходили в другие подъезды, но что-то Володе в них не понравилось. А этот был полутёмным, мы поднялись куда-то на уровень, примерно, третьего этажа, по дороге нам навстречу с криком бросились два кота... Тусклая лампочка двумя мар